Пусть дедушки ставили бы его за свой счёт на окраине: памятник комсомолу расстроил историка

Ярославский историк и бизнесмен Ян Левин собрался с мыслями и объяснил, почему лично ему не нравится памятник в честь 100-летия ВЛКСМ. Его открыли в конце октября. Ярославец считает, что бюджетные деньги на монумент в центре города потратили несправедливо. Публикуем его авторскую колонку.

«В нашем богоспасаемом губернском городе Ярославле давеча установили новый памятник в честь 100-летия ВЛКСМ. Я когда увидел, еле удержался от того, чтобы ущипнуть себя — не сон ли это? В какой я реальности?», пишет Ян Левин в Facebook.

К самому памятнику у меня, в общем-то, особо претензий нет. Я люблю родной город, мне небезразличен его внешний облик. Здесь, на мой взгляд, всё ок. Этот памятник — абстрактная инсталляция, подобные которой массово украшают тихие скверики в европейских городках средней руки или клумбы с круговым движением на турецких курортах.

«Паруса молодости» — так названа инсталляция. В принципе, назвать можно было как угодно — «Цветок Востока», «Пламя Страсти» — всё будет органично. Но памятник посвящён 100-летию комсомола и построен на бюджетные средства (16 миллионов рублей. — Прим. ред.).

Не было бы этих двух фактов, всё было бы ок. Инсталляция и инсталляция. Но причём здесь юбилей организации, бесславно закончившей свои дни 27 лет назад, и бюджет Ярославской области, у которой десятки миллиардов долгов — как-то эти две вещи в голове не бьются.

По всей стране в конце октября происходило немыслимое — то, что было невозможно 10, что казалось бы полным абсурдом 20 лет назад: массово отмечали юбилей ВЛКСМ. Какие-то дети в пионерских галстуках, барабаны, пламенные речи, крепкие хозяйственники, депутаты, «не расстанусь с комсомолом», «буду вечно молодым».

Фон понятен. Ни для кого не секрет, что комсомольские руководители и активисты 70-х и 80-х как часть национальной элиты во многом были выгодоприобретателями распада коммунистической системы — была освоена собственность, комсомольский кадровый резерв составил костяк новой власти.

Сейчас этим комсомольским деятелям, которым в 70-х и 80-х было по 20–30 лет, исполняется по 60–70. В этом возрасте включаются законы человеческой природы — человек с высоты оглядывается на свою жизнь, с удовольствием вспоминает молодость, подводит какие-то итоги. Молодость кажется до того яркой и правильной, что хочется открыть себе какой-нибудь памятник. Нет, это логично — люди хотят в очередной раз увековечить организацию, которая дала им жизнь и «вывела в люди». Это, наверное, в какой-то степени нормально.

Я лично был бы не против, если бы дедушки скинулись из своих собственных трудовых комсомольских денег и поставили бы памятник самим себе где-нибудь на окраине города, на Резинотехнике, например, на улице 50-летия ВЛКСМ — это выглядело бы очень органично.

Но вечно молодые комсомольцы действовали привычными способами — освоили государственные деньги. Я вот размышлял — да как же так, неужели не стыдно (хотя про слово стыд в нашем обществе давно можно забыть), да неужели нельзя было реализоваться как-нибудь по-другому, ну в общем, как обычно, занимался в голове вечным русским делом — поиском справедливости и смысла.

Объяснение вижу простым. У человека в возрасте включаются любопытные особенности психики. Какая бы ни была молодость, с высоты лет она кажется очень классной и правильной. Негативные воспоминания затираются, остаётся позитив. Ты был молод, полон энергии, у тебя ничего не болело, яркие эмоции и целая красивая жизнь впереди. Это парадокс: как известно, люди, чья молодость пришлась на тяжелейшие военные и послевоенные годы, считают этот период лучшим в своей жизни. Потому что молодость.

Психика может и деформироваться — например, человек, в войну в глубоком тылу чистивший картошку, к старости сидит в окружении внуков и совершенно искренне рассказывает про свои несуществующие подвиги, про то, как он «ковал победу». Для себя он говорит правду — его психика с годами деформировалась. Это естественный процесс.

Я думаю, мы имеем дело именно с этим. Комсомольцы 70-х и 80-х искренне считают, что ВЛКСМ — это лучшее, что могло и может быть в жизни. Это не напрочь прогнившая к концу своего существования структура, в догматы которой не верили сами идеологи, и над которыми они откровенно ржали между собой, а действительно что-то Доброе и Светлое, кузница уникальных кадров, Боевое Братство, борьба с врагами страны, и вновь продолжается бой, вот это вот всё. Этих людей не переубедишь, законы психологии.

Но абсолютно недопустимо и дико, когда экс-комсомольцы (хотя, как мы видим, экс-комсомольцев не бывает) пытаются сейчас осознанно или неосознанно втереть свои пропахшие нафталином догматы молодым поколениям. Двойные стандарты поздней советской эпохи до сих пор помнят многие: на съездах ВЛКСМ втирали про идеалы, марксизм, победу коммунизма, после собраний лежали под столом от смеха. Истинные идеалы комсомольцев уже тогда были просты: трёшка в кооперативном доме да «Волга». Надо отметить, они не сильно изменились, разве что ставки повысились.

Не будем испытывать иллюзий. Никто не спорит с тем, что советская молодёжь сделала очень многое. Это совершенно логично, когда страну и общество развивает и толкает вперёд именно молодёжь — у неё много энергии и сил, она может свернуть горы, молодёжь может спать в палатке в казахской степи и в снегу на шпалах в тайге, она строит города, осваивает новые земли, наполняет кровью экономику и в случае необходимости защищает Родину от врагов.

Во всех других странах мира происходили и происходят аналогичные процессы: молодёжь двигает развитие общества. Но во всех этих странах как-то обошлись без комсомола. Некоторые государства вроде даже преуспели в развитии почище нашего. Без комсомола вышло как-то проще и эффективней.

После краха коммунистической системы очень сложно было сделать выводы, подвести черту, и произнести эти простые слова: ВЛКСМ де-факто являлся (особенно в последние десятилетия советской власти) бюрократическо-идеологической присоской, присваивавшей достижения отечественной молодёжи.

«Это сделал комсомол, то сделал комсомол» Сделали простые молодые парни и девчата, и у них есть фамилии и имена. Вот им и надо было ставить памятник. Но на памятнике надпись про 100-летие ВЛКСМ: паруса молодости были привычно, традиционно приватизированы. Как была приватизирована комсомольскими руководителями в 1991–1992 годах комсомольская собственность (по самым скромным оценкам на конец 1991 года — около 700 миллионов рублей). Моему поколению комсомол как-то запомнился больше этим.

У комсомольского актива как части национальной элиты при распаде системы выпал уникальный шанс: устроить своё собственное благосостояние, свою жизнь, и одновременно как элите устроить жизнь всего общества. Никто ведь и не спорит, что элита должна жить хорошо. Но была реализована только первая часть вопроса: себя и свою жизнь устроили, а про всех других забыли. Этим людям была передана вторая экономика мира, а они передали следующим поколениям молодёжи (и моему в том числе) корыто с объедками, из которого отличившимся изредка кидается кость с мясом.

Эти люди хотят себе памятников, хотят к себе и к своей организации какого-то уважения со стороны моего поколения? Его не будет. Я уже довольно много написал. Закончить я хочу словами самих комсомольцев.

В апреле 1990 года был созван XXI съезд ВЛКСМ — систему трясло, нужны были меры, поиски новых смыслов.

В отчётном докладе съезда приводились слова народного депутата С. Фёдорова:

«Молодёжь не может самого главного — она не может заработать себе интересную жизнь. Потому что для того, чтобы жить интересно, нужны материальные основы — хорошая квартира, красивая машина, возможность путешествовать, иметь средства информации, которые насытят тебя новыми мыслями. Мы им ничего не дали. Когда нужно рожать детей, когда хочется влюбляться, хочется путешествовать, человек в расцвете сил получает 120 рублей».

Они всё прекрасно понимали. 27 сентября 1991 года в Москве состоялся XXII чрезвычайный съезд ВЛКСМ, на котором он объявил о самороспуске. Большую часть съезда заняли вопросы распределения комсомольской собственности. На тот момент в ВЛКСМ всё ещё состояло 22 миллиона человек. После объявления о самороспуске на защиту своей организации на улицу не вышел ни один человек — до того нужной и востребованной она была.

Спустя 27 лет в городе Ярославле этой организации за государственный счёт был поставлен памятник.