«Красная» колония в черном городе: репортаж из Покрова, где сидит Алексей Навальный

— Разрешите вас преодолеть? — мужик с двумя коробками попытался обойти нас на тротуаре. Мы, балансируя, даем дорогу, и это похоже на корявый вальс. Мужик подобрал верное слово. Преодоление — это и есть сейчас способ передвигаться по улицам Покрова, крохотного городка во Владимирской области, в колонии которого начал отбывать наказание Алексей Навальный.

Город с населением в 16 тысяч человек — в предчувствии перемен. Будут ли? И что это за место, где проведет ближайшие два с половиной года оппозиционер?

Черный Покров

Весь Покров обложен, как защитными валами, черными двухметровыми сугробами. На остановках ни о каком Навальном не судачат. У решетки магазина «Одежда. Обувь. Эконом» женщины в пуховиках терпеливо ждут открытия. Всюду торчат размашистые вывески. Уму непостижимо, как местные предприниматели находят шрифты, чтобы сделать метровую вывеску «РЫБА». Город пестрит этими «рыбами», «мясами», «курами», тонет в лужах и хрустит грязным льдом. В сувенирных лавках прикидывается Подмосковьем (до столицы — два часа на электричке), но гнилые дома в центре выдают тоскливую провинцию. Посередине город разрезан федеральной трассой — она и коптит Покров черной грязью и глушит ревом фур.

В паре километров от центра (если он вообще есть) находится ИК-2 — колония, в карантине которой сидит сейчас Навальный.

Голову — вниз

«Красная» колония, как утверждают правозащитники. То есть колония, где власть держат активисты — заключенные, сотрудничающие с администрацией. Такое сотрудничество делает закрытую систему ИК практически неуязвимой. Официально она — общего режима, для первоходок (тех, кто впервые попал за решетку). Неофициально — лютая, жестокая по своим правилам. Те, кто там был, проклинают это место.

Вот как описывает будущую жизнь Навального Константин Котов, оппозиционный гражданский активист, вышедший из колонии в конце 2020 года:

— Сначала человек попадает в карантинный отряд. По сути — это место для проверки здоровья и для изучения правил внутреннего распорядка. Но на деле это унижение и подавление, — рассказал порталу 76.RU Котов. — Человека заставляют выполнять бессмысленные действия. Бесконечно заправлять кровать и делать доклад сотруднику ИК. И так две недели, без минуты свободного времени. Нельзя даже читать и писать письма. Нельзя сидеть. Ты всё время в движении. Зима, лето — неважно. Всё равно надо быть на ногах. Если уж совсем валишься — дадут на стуле посидеть. Сон — с 10 вечера до 6 утра. Утром гимн, зарядка — и снова муштра.

Потом переводят в барак усиленного режима. Здесь уже есть личное время — полчаса в день. Тут уже водят в столовую. Приятного мало — голову заставляют держать вниз, кричат матом. Все твои действия — под контролем. За тобой наблюдают другие осужденные. Ты не можешь даже сходить в туалет без посторонних. Считается, что ты там можешь что-то с собой сделать. Поэтому даже в туалете с тобой находится другой заключенный.

В бараке запрещено разговаривать — можно только с дневальным. Даже ночью нельзя. Нельзя курить. И держать в этом бараке могут сколько угодно.

В обычном отряде первым делом человеку выдают спецодежду и выводят во двор, выдают метлу и снимают на видео. Под запись он должен мести и говорить, что не поддерживает арестантский уклад и готов благоустраивать территорию. В отряде уже можно выходить в столовую, работать на территории.

Бытовые условия тут нормальные — стоят пластиковые окна и есть котельная. Так что внутри тепло. Кормят нормально — я всегда был сыт.

Есть только проблема — у многих заключенных отекают ноги. От того, что всегда на ногах, от того, что даже в жару нельзя расстегнуть пуговицу и люди много пьют. У некоторых просто не налезают ботинки.

Туалеты приличные. Душ есть, но не для обычных заключенных, а для сотрудничающих с администрацией. Остальным — баня раз в неделю.

«Привыкнет спать урывками»

Дмитрий Дёмушкин, один из организаторов «Русских маршей», также побывавший в покровской ИК-2, выражается резче.

— Это самая жесткая режимная зона, — утверждает в разговоре с 76.RU Дёмушкин.

Суть самого такого режима — в подавлении воли и лишении не столько свободы, сколько общения. В обычной жизни — ну подумаешь, день-два ни с кем не разговаривать. Да после рабочей недели иногда и в радость. Но не тогда, когда это полная изоляция во всех смыслах.

— Общения здесь нет никакого, и это самая большая пытка. Нельзя разговаривать, нельзя даже глаза скосить в сторону другого осужденного. И никто в здравом уме разговаривать с вами не будет. За это жестоко наказывают.

— Бьют?

— По пяткам. Потом человек два дня ходит на цыпочках, начинаются проблемы с почками. Мы в колонии, кстати, про пытки в ярославской ИК узнали из телевизора (разрешены первый и второй каналы) — в новостях смотрели. Смеялись всей колонией. На режимной зоне никогда начальство, собравшись по 15 человек, никого так бить не будет, тем более на камеру регистратора.

Разговаривать можно уже в обычной режимной части. И то только на определенные темы. Запрещены политика, религия. Можно только про еду и женщин.

Запретов, приучающих к полному повиновению, много — вплоть до того, что нельзя расстегнуть пуговицу или стоять, направив стопы врозь.

— Как таковой цели наказывать за взыскания нет. Но взыскания могут использовать для управления человеком, — говорит Дёмушкин. — Если, например, адвокат осужденного подает на УДО, то его легко отклонить, если есть взыскания. Например, вы пошли в столовую, сняли бушлат. После обеда надели его, а там уже может лежать кусок лезвия. У вас — взыскание, УДО не будет или отложится. Эта колония вообще УДО не славится. Все социальные связи у человека обрываются. Как и связи с внешним миром. Нет такого понятия, как сотовый телефон. Ни у заключенных, ни у сотрудников.

— А если случится беда с родными?

— Заключенный не узнает об этом. У меня родственник умер — я полгода не знал об этом, не передавали.

С кем сидеть Навальному

Как объяснил Дёмушкин, контингент делится на несколько частей:

• экстремисты (по 205-й — «Террористический акт» или 208-й — «Организация незаконного вооруженного формирования»);

• отбывающие наказание за тяжкие и особо тяжкие преступления (колония вроде бы для первоходов, но бывает и так, что есть люди, сидевшие в других странах, и в России у них считается первоход);

• дезорганизаторы — те, кто наводил смуту в других колониях, их отправляют сюда на перевоспитание;

• бандиты, грабители, осужденные по наркотикам — с местной пропиской.

Может ли Навальный чувствовать себя в безопасности в такой компании? В силу режима опасаться, видимо, не стоит — ведь запрещены любые социальные связи.

— Администрация в курсе всего и вся. На 50 заключенных — 22 активиста. Без опера муха не пролетит, — говорит Дёмушкин.

Но главная пытка, считает политик, изощреннее, чем побои.

— Запрет на общение вызывает психологическую деформацию. У человека происходит психологический слом. Люди превращаются в биороботов, — говорит Дёмушкин.

По словам бывших заключенных, человека практически не оставляют в состоянии покоя. Увидел сотрудника колонии — сделай доклад. Это перечисление своих данных — имени, года рождения, номера статьи, приписанных характеристик (например, «склонен к побегу»). Доклад надо делать не только днем.

— Навальный будет его давать 50 раз в день минимум. Доклад надо делать и днем и ночью. Если остановит сотрудник, даже если он просто пройдет, на тебя посмотрит — ты делаешь доклад. Проверяют даже, когда спишь. Сотрудник заходит в барак и проверяет. И ты должен встать и сделать этот доклад. Так что Навальный научится спать такими урывками.

Дёмушкин уверен: трогать Навального в колонии сейчас никто не будет.

— Даже если он будет что-то не исполнять, то наказывать будут отряд, а не его, — объяснил политик. — Он будет сидеть, а отряд будет делать зарядку в течение нескольких часов в душной комнате, пока в обморок все не попадают. А потом их взмокшими выгонят на улицу постоять часок. Думаю, несколько таких экзекуций — и Навальный будет какие-то простейшие вещи исполнять. От него ничего особенного требовать не будут, но режим так или иначе ему придется соблюдать.

Мягкая туалетная бумага для жесткой колонии

Во многое, сказанное Котовым и Дёмушкиным, поверить трудно. И проверить трудно. Неужели ТАК может быть?

Заключенные одной из ярославских колоний подтверждают: достать сотовый телефон на зоне в Покрове — нереально.

Сама колония, разумеется, посторонним не распахивает гостеприимно двери. У ворот ИК-2 по утрам с восьми часов — печальная очередь. С пакетами идут к КПП родственники осужденных. Больше женщин. Пока мы стояли у ворот, на территорию колонии, оформив бумажку на свидание, ползла бабушка с палочкой — чья-то мама. Кто-то приезжает подготовленным — вываливая из багажников туго набитые пакеты.

— Так, давай распаковывай, как там положено, — из машины с московскими номерами выскочила девушка, сунула пакеты другу. Мы подошли посмотреть, как оформляют передачки.

Заговорили о знаменитом сидельце.

— Навальный тут? Да вы что? Вот это мы удачно заехали! — расхохоталась. — Ну как пить дать, мемориал поставят.

— Да рано вроде мемориал-то.

— Ой, да... — осеклась и зашагала к КПП.

Из другой машины плотный мужичок вытряхнул сразу три пакета.

— Это вы основательно подготовились, — мы заглянули в пакеты, из которых топорщились печенье, роллтоны, одежда и большая упаковка мягкой, «домашней», туалетной бумаги.

— Ну а как? Одна передачка раз в два месяца. Надо по полной уложиться.

— То есть хотя бы такая связь с родными есть?

— Ну да. Четыре месяца назад на свидание с братом ездил, нормально, а что?

— Просто говорят, лютует колония.

— Да? Хм. Не, я вожу передачки, письма тоже доходят. Мой вроде не жаловался на зверства. Хотя он парень скрытный. Да и жаловаться не принято в таких ситуациях, конечно.

Жалобщиков, по всей видимости, вообще немного. Это если судить по комментарию члена Общественной наблюдательной комиссии Владимирской области Михаила Вешкина. С порталом 76.RU он поговорил короткими фразами:

— Обычное режимное учреждение. По заявлениям жалоб особых нет оттуда. Есть правила внутреннего распорядка, пребывания, приема — всё на законодательном уровне, по этим требованиям человек проходит эти процедуры.

На официальном сайте колонии говорится даже о днях открытых дверей: «В учреждениях УФСИН России по Владимирской области ежеквартально проводятся дни открытых дверей для родственников осужденных. О дате проведения мероприятий родственникам заблаговременно сообщается».

Хочется надеяться, что на фоне скандала ИК-2 сделает день открытых дверей и для журналистов.

Также официально есть информация об обеспечении лекарствами, о том, как совершить телефонный звонок и как правильно оформлять свидание.

О свиданиях в колонии в 2018 году рассказывал местный телеканал. В открывшейся комнате для длительных свиданий перерезали красную ленточку, руководители колонии говорили: «Ура», а в новостях назвали это «долгожданным событием для осужденных и сотрудников».

Шабаш

По данным источника 76.RU в системе ФСИН, особого волнения насчет особого заключенного нет:

— Всем вроде как и всё равно. Это одна из самых показательных колоний. И самая приличная рядом с Москвой. Приличная — в плане условий содержания, ремонта и всего прочего.

Волнения, похоже, начинаются теперь на душе главы города Покрова, которому повезло заиметь такое знаменательное соседство. Точнее, беспокойства не было до тех пор, пока мы не завели с Олегом Кисляковым разговор об этом.

В администрации Покрова вообще-то благодать. Над нарядным зданием с замазанными монтажной пеной трещинами колышется триколор, внутри всё и сразу — администрация, совет депутатов и банк. У главы города — практикующего учителя и преподавателя, человека без пиджака — пока еще настежь распахнуты двери, на столе среди бумаг ждет своего часа конфетка.

— Да колония-то — образцово-показательная, — уверяет Кисляков. — Я сам туда два раза ездил, смотрел производство. Говорите, им нельзя общаться? Ну не знаю, у меня в цеху один парень стрельнул тогда сигаретку. И производство хорошее — светодиодные лампы делают. Или вот, например, готовился же ваш город к чемпионату мира? Так вот — на вашем стадионе, скорее всего, новые сиденья были из нашей колонии.

— Знаете, Олег Геннадиевич, мы тут, пока до вас добирались, чуть ноги не переломали. Может быть, присутствие в вашем городе такого известного человека сподвигнет на уборку дорог? К вам же теперь будет столько внимания. Есть надежда?

(В Краснокаменске похожая история со знаменитым сидельцем пошла городу во благо. Здесь к прибытию на зону Михаила Ходорковского готовились. Как писали «Новые Известия», коммунальные службы быстро зашевелились и стали вдруг ремонтировать разбитые дороги, наводить порядок с отоплением — волновались из-за проверяющих из европейских комиссий.)

— Ну как это связано? У нас хоть известный, хоть неизвестный… Нехватка денег на уборку — она же не от этого зависит, — говорит Кисляков.

И начинает переживать. Штаба Навального в городе нет. Партийная система — стандартный компот из пары основных ингредиентов. Но мало ли.

— А ну как они из Москвы к нам приедут да начнут, как у вас, по воскресеньям митинговать тут? — рассуждает Кисляков.

— Ага, придется площадь под это дело расчищать. Или вовсе не чистить, чтоб не прошли?

Улыбается Кисляков из вежливости.

— У нас ведь такого тут и не бывает…

— Ну а готовы вообще к таким поворотам? Может, с начальником УМВД обсуждали?

— Да нет, не обсуждали… Ох, как бы только весь этот шабаш тут у нас не начался.

С «шабашем» в Покрове было бы затруднительно, думали мы, оставив главу города в раздумьях, пробираясь от администрации через мешанину серых хрущевок и деревянных домишек с изумительными резными наличниками. Под ногами такая жуть, что без всяких надзирателей и запретов не поднимешь глаза — навернешься. Жители Покрова преодолевают исковерканные улицы, глядя под ноги, опустив голову — как положено человеку, подчиненному жесткому режиму выживания.