Страна и мир «На дереве висело окровавленное детское платьице»: теракт в Волгодонске 25 лет спустя — как живет город, которому до сих пор страшно

«На дереве висело окровавленное детское платьице»: теракт в Волгодонске 25 лет спустя — как живет город, которому до сих пор страшно

Вспоминаем всё

Взрыв прогремел у волгодонской многоэтажки в 05:57

Утро 16 сентября 1999 года. Девятиклассница Лена Морозова проснулась рано. Она долго не могла решить — то ли вставать с постели, то ли попробовать уснуть. На улице пасмурно, Лена не может понять: уже рассвело или нет.

Дом качнуло.

Лена не поняла, что произошло. Она скорее спряталась под одеяло, закрыла уши и открыла рот — как учили в школе. Когда она набирается смелости и высовывает голову из-под одеяла, ее встречает тотальная тишина и темнота. В этот момент Лена еще не знает, что несколько секунд назад прямо под ее окнами взорвали больше 1000 килограммов тротила.

Прошло ровно 25 лет с того момента, как террористы взорвали девятиэтажку на Октябрьском шоссе в Волгодонске. Под завалами тогда погибли 18 человек, позже в больнице умер один из пострадавших.

Корреспондент 161.RU Надежда Маницкая вместе с жителями Волгодонска вспоминает, что происходило утром 16 сентября 1999 года и как теперь живет город.

«Господи, посмотри, что делается»

Несколькими днями ранее местный житель Аббаскули Искендеров продает свой старенький грузовик ГАЗ-53. Трое новых владельцев сказали, что будут на нем развозить по рынкам Волгодонска картофель. Адам Деккушев, Юсуф Крымшамхалов и Тимур Батчаев попросили Искендерова пригнать грузовик к дому № 35 по Октябрьскому шоссе. Они начинили его взрывчаткой. Вечером 15 сентября ГАЗ уже стоял у волгодонской девятиэтажки.

Взрыв дома на Октябрьском шоссе был частью серии терактов в российских городах в сентябре 1999 года. До этого террористы взорвали многоэтажку в Буйнакске и два дома в Москве.

Семья Морозовых живет в соседнем доме. Утром 16 сентября Лена не сразу понимает: за окном было темно из-за дыма, затянувшего всё вокруг. А тихо — потому, что ее контузило.

Лена встала и огляделась. Оконную раму полностью вынесло в комнату, а осколки стекол вонзились в стены. Она смотрит на себя — одеяло не защитило: тело в порезах, течет кровь. Но первым делом Лена бросается проверять, жив ли ее попугай. Жив. Она хватает испуганную птицу на руки.

— Господи, если ты забрал всю мою семью, почему ты не забрал меня? Я не хочу вот так вот сейчас остаться одной, — проносится в голове Лены, которая стоит посреди комнаты в пижаме.

Крик. Мама из соседней комнаты зовет Лену, чтобы убедиться, что та в порядке.

Родители, Лена и ее младший брат пытаются экстренно покинуть квартиру. Но оказываются в заложниках собственного жилья: деревянную входную дверь так расщепило от взрыва, что открыть ее невозможно. Там, в подъезде, послышался голос соседа. Он выбил дверь снаружи, семья вместе пустилась вниз по лестницам, боясь, что дом рухнет.

Морозовы на улице. Мама замечает, что Лена вся в порезах, и пытается найти рядом медиков, зеленку, чтобы смазать раны. Сама Лена в этот момент разглядывает огромную воронку во дворе — она осталась от взрыва.

— Мама, какая зеленка? Какие медики? Пойдем отсюда! Господи, посмотри, что делается, — кричит Лена и тормошит перепуганную маму.

Отец в это время пытается найти друзей. В той семье детей сильно посекло стеклом от разбитых окон. Их на себе из дома вытащила мама. Как потом окажется, она порвала себе связки.

Из-за теракта погибли 19 человек

«Олег с Катей вышли за тортом»

В это время почти в 2 километрах от места взрыва — на улице Дружбы — проснулась другая семья. Сон в то утро нарушило жуткое дребезжание окон.

У Людмилы под боком лежала полугодовалая дочь, в другой комнате — старшая дочь, 8-летняя Катя. Людмила выглянула в окно — огромный столб дыма поднимался на окраине города. Ее муж, Олег, решил пойти проверить, что случилось.

— Он вернулся, сказал, что взорвали. Увидел воронку, разрушенный дом. Близко подходить не стал, но выяснил, что теракт. Перепугалась страшно тогда, конечно.

В тот день у Людмилы и Олега была годовщина свадьбы — 10 лет. Пара планировала торт и праздник.

— Я помню, как переживала, когда Олег с Катей вышли за тортом. И тут вижу, что соседний дом тоже эвакуируют: якобы его заминировали. Народ высыпал на улицу.

Людмила взяла на руки младенца и вышла на балкон, ждать и вести оттуда наблюдение. Говорит, в тот момент ничего лучше не придумала.

Так теперь выглядит взорванный дом. Одну часть снесли, вторая стала ниже на 2 этажа. Перекрасили

«Часы ведь так и остановились на 5:57»

Спустя 25 лет Елена Морозова говорит: то утро было не только страшным, но и странным.

— Диссонанс чувствовался, когда видишь, кто что спасает. Я вот попугая выносила. Кто-то телевизоры тащил. Зачем тебе телевизор? Что ты будешь с ним делать? А на первом этаже кошка недавно окотилась, они не могли вынести коробку с ней и через окно передавали пять котят по очереди.

И всё это на фоне криков о том, что нужно уносить холодильник, ведь его «только вчера купили».

Спасти из квартиры, конечно, семье Морозовых ничего не удалось. Местные власти выдавали пострадавшим какие-то стройматериалы, обои, но не без классических чиновничьих ляпов.

— Иногда приходили и считали: «Ой, ну у вас вот здесь стенку побило стеклом, а тут вроде нормально. На одну стенку и дадим», — вспоминает Елена.

Воронка, которая осталась после взрыва

И ремонт, и стройка за окном, кажется, были бесконечными. Когда начали демонтировать два разрушенных подъезда дома № 35, тяжелые бетонные плиты иногда срывались с кранов. И происходило это иной раз ночью, вспоминает Елена.

— Ночью ты спишь, а тут плита срывается — бах! И ты вскакиваешь, трусит. Я помню, мама несколько раз вызывала скорую, потому что невозможно было остановить у меня истерику. Я просто забивалась в угол дивана, закрывала голову руками и ревела. Не кричала, а просто сидела и ревела. Врачи приезжали, кололи успокоительное.

Еще 10 лет после теракта семья собирала по дому осколки стекла. И долго не решалась выбросить часы. Они висели на стене, модные в то время, в виде наручных часов, только в несколько раз крупнее.

— Они ведь так и остановились на 05:57. Но в какой-то момент мама сказала: «Хватит, надо их выкинуть. Эта память никому не нужна. Ничего хорошего в этом нет».

Елена Морозова начала писать стихи, у нее есть свой сборник

«Лежу и думаю: когда же на меня потолок упадет»

— Я помню, после взрыва выбегаю, смотрю, а там было одно дерево, на нем висело окровавленное детское платьице, и валялась игрушка, — проговаривает Надежда.

Надежда жила в соседнем от взорвавшегося доме

Она, как и несколько других пострадавших, иногда собираются в волгодонской библиотеке. Просто пообщаться, провести время друг с другом, поддержать. И делятся воспоминаниями, которые будто совсем не стерли прошедшие годы.

— Помню, когда всё полетело — стекла, рамы, двери, — я лежала в постели, уже проснулась. Лежу и думаю: когда же на меня потолок упадет, — говорит Валентина. — Муж уже по комнатам бегает, а я не могу сообразить: ступор.

Через два часа выяснилось: у Валентины случился сердечный приступ, вызвали скорую.

А Екатерина, в отличие от других пострадавших, жила в одном из уцелевших подъездов дома № 35. Она до сих пор иногда просыпается в 5 утра и не может уснуть: страшно.

— Ночью, бывает, встану, дождусь утра… Думаю: ну хорошо, не было теракта. Я до сих пор завешиваю окна шторами и тюлью: думаю, если стекла будут лететь, они всё-таки запутаются в ткани.

Муж Екатерины до сих пор страдает от головных болей. 25 лет назад она «выводила из транса» супруга целый месяц. К специалистам сразу после теракта обращаться не стали: переживали, что на работу после такого не берут.

Екатерина жила в доме № 35, который взорвали

Но из 16 212 пострадавших в том теракте за помощью психологов и психотерапевтов всё же пришли 2109 человек. Главный психиатр города Константин Галкин спустя несколько лет напишет исследование, в котором расскажет, в каком состоянии были те, кто стал очевидцем теракта в Волгодонске.

— Качающиеся стены и потолок, громкий оглушающий звук взрыва, звон и треск бьющегося стекла и ломающейся мебели, крик и вой пострадавших отчетливо запечатлились в памяти перенесших теракт, — рассказывает Галкин.

Само собой, это не могло пройти бесследно для психики, говорит доктор. В первые минуты волгодонцы не понимали, что происходит. Они перестали ориентироваться во времени.

— Я выскочила из квартиры с дочерью и, оставив ее со знакомыми, пошла посмотреть на случившееся. Вид взорванного дома меня поразил, и я смотрела, не отрываясь. Мне казалось, что прошло несколько минут. Когда я спросила время, оказалось, что прошло четыре часа. Я бросилась искать дочь, — рассказывала одна из пациенток Галкина.

В первые дни после теракта пострадавшие не чувствовали боли, говорит психиатр. Они ходили босиком по битому стеклу, мебели, ранили ноги, загоняли под кожу осколки до 10-15 см длиной.

— Я ходил по комнате босиком по стеклам, кровь оставила следы на ковре, но я ничего не чувствовал, — рассказывал другой пациент Галкина. Осколки из тел пострадавших доставали уже хирурги.

Даже спустя три дня, говорит бывший главный психиатр Волгодонска, очевидцы теракта не могли избавиться от чувства нереальности происходящего.

— Я по-прежнему участвую в спектакле, кошмарном спектакле, который почему-то не кончается, — приводит слова одного из них психиатр.

Дома № 35 по Октябрьскому шоссе больше не существует. Адрес изменили

А кто-то начал терять себя. Пострадавшие переставали понимать, кто они и где. Им казалось, что на свою жизнь они смотрят со стороны.

— Я ощущаю, что всё это происходит не со мной. Я вижу себя как бы со стороны. Я хожу, что-то делаю, говорю и наблюдаю за собой, но наблюдаю отстраненно, без интереса, — говорил 25 лет назад один из пострадавших.

Галкин рассказывает, что в первые же дни волгодонцы начали меняться — дошло до изменений мимических. «Лицо было как маска», — пишет он в своем исследовании. У пострадавших замедлялись движения, рассеивалось внимание, стиралась память.

А то, что происходит с Екатериной, жившей в доме № 35, даже имеет название — «феномен фиксированного времени». Как оказалось, многие после того утра 16 сентября непроизвольно просыпаются в 5 или 6 утра и не могут уснуть.

— Кроме острого ощущения опасности исследуемые воспринимали окружающую их обстановку комнаты как враждебную, нереальную, чуждую, незнакомую, — передает состояние своих пациентов Галкин.

В момент пробуждения, говорит психиатр, многие взывали к Богу, молились, кто-то просто «старался думать о хорошем».

— Постоянно просыпался между 5 и 6 часами утра. Перед глазами вставали яркие, реалистические картины взрыва, ощущалось сотрясение воздуха и здания, было сильное желание бежать и, в то же время наступало оцепенение, выступал холодный пот, часто билось сердце, как будто выпрыгивало из груди, — рассказывал один из пострадавших.

В первый год у некоторых, как рассказывает доктор Галкин, были классические флешбэки. И это уже было симптомом ПТСР. Однажды в Областной клинической больнице Ростова на лечении лежала пострадавшая в теракте женщина. В момент вспышки молнии за окном палаты, она «увидела» себя не в больничной палате, а опять в своей квартире в момент взрыва.

— Всё реальное окружение для нее исчезло. С диким криком она выскочила «из квартиры», как когда-то в момент теракта. Всё это длилось несколько мгновений. Она пришла в себя в коридоре больницы вспотевшей, с дрожью в теле, резко учащенным сердцебиением, чувством тревоги и подавленного настроения, — рассказывает Галкин.

Еще одной проблемой стало повышенное внимание, говорит психиатр. Местные жители останавливали автомобили для проверок, дежурили ночами у домов, иногда доходило до драк.

— У меня так соседка четыре раза милицию вызывала, ей даже угрожать стали, что к ответственности привлекут, — вспоминает в беседе с нашим корреспондентом одна из пострадавших.

Другую историю рассказывает Галкин. Один из пострадавших даже как-то прервал секс, чтобы проверить подозрительный шум на чердаке пятиэтажного дома. Сам он находился на третьем этаже.

— Он разбудил соседей, дело было в час ночи, и позднее всю ночь «патрулировал» вокруг дома, так и не вернувшись к своей партнерше, — рассказывает психиатр.

Следующие три года некоторые психические и психологические состояния пострадавших, говорит Галкин, стали переходить в хронические. Волгодонцы перестали доверять людям, стали более враждебными, тревожными. Начали больше пить и верить в Бога.

— Обращением к Богу или употреблением алкоголя пострадавшие стремились уменьшить дезадаптацию, возникшую вследствие ощущения постоянной опасности и необходимости ее преодолевать.

«Вам пришли 7 рублей»

Ирина Халай стала инвалидом второй группы в 35 лет. Она жила в соседнем с наиболее пострадавшим во время взрыва домом. Ирина должна была выйти на новую работу на атомной электростанции, но после теракта с диагнозом «черепно-мозговая травма, контузия и баротравма» это было уже невозможно. Больше двух лет она провела в больницах. Ирине выдали справку об инвалидности, где было написано, что травмы получены в результате несчастного случая в быту.

— Самое страшное — это психологическая травма. Потому что знаешь, что ты вроде как живешь в мирное время, и в то же время ты лишаешься всего: здоровья, жилья, работы, — делится Ирина.

Ирина Халай пыталась добиться принятия закона для поддержки жертв теракта

Спустя 7 лет после теракта, в 2006 году, она отчаялась получить хоть какую-то помощь и вместе с другими пострадавшими создала общественную организацию «Волга-Дон». Все эти годы Халай добивается принятия закона о социальной защите жертв теракта. Она начала об этом говорить еще в 2004 году. Написала сама текст законопроекта, в котором прописала пару десятков пунктов-требований. Документ она направила в Думу и Совет Федерации.

— Ответ прислали на шести страницах, сколько мы наших законов нарушили, — с горечью говорит Ирина. — Я писала: я простой советский инженер. Не юрист. Если вы считаете, что мы в чем-то неправы, давайте сядем и вместе будем решать. Всё. Потом всё закончилось.

Следователи оценили ущерб жилью Ирины в 200 тысяч рублей. Но денег этих она не увидела. По тогда еще свежему закону выплачивать компенсацию должны были те, кто совершил теракт.

Речь идет о Федеральном законе от 6 марта 2006 года «О противодействии терроризму», ст. 18.

— Их взяли же двоих — Адама Деккушева и Юсуфа Крымшамхалова. У них денег совсем нет. Мне как-то приходит уведомление с почты: «Вам пришли алименты 7 рублей». Мы написали, спросили, что это такое. Оказалось, им дали родственники 800 рублей на сигареты. Деньги арестовали и разделили. Мы отказались и назад вернули. Пусть сигареты покупают. Они ж там пожизненно сидят. Тем более они исполнители. А заказчика-то не нашли. Говорят, расстреляли в горах. Но говорить можно всё что угодно.

Новое жилье пострадавшим в волгодонском теракте тоже пришлось выпрашивать. Сертификаты на квартиры сразу выдали жильцам только двух домов. А остальных заселили назад.

— Отремонтировали кровлю, подтянули стены, армосетку поставили. Квартиры уменьшились на полтора метра. Сказали: «На балкон не выходите первое время, а то вместе с ним можно упасть», — рассказывает Ирина.

С жильем решили позже помочь москвичи — мэрия столицы распорядилась построить дом на проспекте Курчатова. В народе так и прозвали: Лужковский дом. Сейчас на этом доме висит табличка о том, что дом построен на средства города Москвы.

А вот дома на Октябрьском шоссе № 35 больше нет: здание, которое стало семиэтажным и лишилось двух подъездов, теперь расположено по адресу Гагарина, 56а. Рядом — со стороны взорванных подъездов — разбили сквер с мемориалом памяти. К 25-летию его реставрировали.

«Значит, придется с этим жить»

16 сентября 2024 года. Елена Морозова плачет, когда погружается в воспоминания. Уже 20 лет она не смотрит телевизор, а муж запрещает читать ей новостные сайты: с израненной психикой после теракта увиденное и прочитанное выливается в кошмары. Или стихи.

— Вроде у тебя мирная жизнь, занимаешься своими делами, ничего не ждешь, ни к чему не готов. И вот так вот раз — и ты можешь не проснуться. И может быть хорошо, если ты просто не проснешься. А если тебя покалечит? А если лишишься близких? И придется с этим потом жить. Всю жизнь.

Лене инвалидность так и не дали, хотя живет она с одним ухом.

— Вы же знаете, такое было время… Говорили врачи: «Ну у тебя же руки-ноги целы». Мы ходили по больницам, потому что мучали головные боли. Врачи говорят: «Что вы хотите, вы контужены, вам теперь с этим жить». Ну раз так, значит так. Значит, придется с этим жить.

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY2
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
2
ТОП 5
Мнение
Бесплатные горячие источники, но дорогая коммуналка: россиянин — о жизни в нетуристической Болгарии
Анонимное мнение
Мнение
«Кто-то невидимый разрывает тебе мышцы на ногах»: переболевшая рассказала о злобном вирусе, который косит всех вокруг
Анонимное мнение
Мнение
Убрать Дарвина, или Родительское собрание как форма пытки
Лебедев Денис
Руководитель отдела "Бизнес"
Мнение
Проехали вдвоем 9000 км на авто. Подруги три недели колесили по Монголии и потратили всего 150 тысяч рублей
Анонимное мнение
Мнение
«Не люблю нытиков»: вахтовик с зарплатой 300 тысяч ответил тем, кто жалуется на свой доход
Анонимное мнение
Рекомендуем
Объявления