Вчера, 27 января, Бабушкинский суд Москвы отправил скандального уральского экс-схиигумена Сергия в колонию на пять с половиной лет по делу о разжигании ненависти. Срок сложили с предыдущим (по трем статьям). Итого по частичному сложению приговоров бывшему настоятелю уральского монастыря назначили 7 лет в колонии общего режима. Соратника монаха, Всеволода Могучева, приговорили к пяти годам заключения.
Сергия задержали в ночь на 29 декабря 2020 года, когда силовики штурмом взяли его обитель, Среднеуральский монастырь. Скандалы вокруг него разгорелись еще летом ковидного 2020-го. Тогда журналисты E1.RU побывали на одной из его служб. С изгнанием бесов, чудесными исцелениями, легендарным хоккеистом Павлом Дацюком и звездой «Уральских пельменей» Дмитрием Соколовым. Вот этот репортаж.
Воскресенье, шесть утра. Машин у ворот Среднеуральского женского монастыря в честь иконы Божией Матери «Спорительница хлебов» — как на парковке у торгового центра до карантина. Дорогие, обычные, разные... По дороге в монастырь таксист между прочим спрашивает: «К отцу Сергию едете?» — и я понимаю, что слава у этого места поистине народная.
Меня встречает Всеволод Могучев, человек, по сути, взявший на себя функции пресс-секретаря схиигумена Сергия.
— Можно, я надену маску? — ежедневные коронавирусные сводки и разговоры с врачами научили меня бояться массовых мероприятий и всегда носить с собой антисептик.
— Нет, у нас не носят маски, и коронавируса здесь нет.
Проходим по мощеным дорожкам, вот бронзовый Иисус, рядом Николай II, за ними детская площадка. Камни, декоративные растения, свежий утренний ветер. Всё очень красиво и ухоженно, ландшафтный дизайн как с картинки. В храме, где уже начался молебен, нет свободного места. Совсем. Люди стоят, очень плотно прижавшись друг к другу. Кто-то кашляет. Отец Сергий с микрофоном-петличкой в руках размеренно и грустно говорит с паствой:
— Вот учат нас внешнему благочестию и как верить в Бога, а про внутреннего человека не подумали. А внутренний человек — это прошлое, настоящее и будущее, это мать и отец, это родина, это Бог. А Бог — это любовь. Распятая любовь. И мы сейчас снова распинаем ее своей пандемией неверия. Через иконы заражаемся, через общение. В магазинах не заражаемся, только в церкви. Церкви закрыли. А психиатрические больницы заполнились, самоубийства участились. А завтра отнимут всё — будет виртуальная реальность. То есть идут постепенно к сатанизму.
«Бес, ты меня слышишь?»
Речь схиигумена то и дело прерывают странные звуки из толпы. Периодически на весь храм раздается громкий и тонкий смех, совершенно неуместный и оттого пугающий. Из другого угла — звук еще более дикий, какой-то утробный не то рев, не то кашель. Звуки издает взрослая женщина в черном платье. Старец рассказывает ее историю.
— 53 года. Вы сделали приворот. Чтобы восторгались вами, лелеяли. И потом вошли бесы, сущности.
Отец Сергий хватает женщину за пучок волос под косынкой и спрашивает:
— Бес, ты меня слышишь? Ты род-то человеческий любишь, бес?
— Не-е-ет, — басом отвечает, по всей видимости, не сама послушница, а «сущность» в ней.
— Ненавидишь нас, бес?
«Бес» отвечает раскатистым рыком. Толпа прихожан в храме реагирует спокойно, кажется, здесь это обыденное дело.
— Посмотрите, какие силы. Он же хочет нас затащить в ад. Бедные люди, вот вам пандемия неверия. Ну вы посмотрите, вы продвинутые, современные, кто же нас привел к Содому и Гоморре? Вы сами своими грехами. Мы великая держава была. Вы представляете, кем мы стали. Кого мы вытащили из ада? Тех, кто привел род человеческий к всемирному потопу, — Сергий переходит на крик: — Дух, имя твое? Блуд? Уныние? Отчаяние?
Поговорив с одной «сущностью», отец Сергий переключается на другую. Снова женщина, теперь молодая.
— Дух, говори, ты где сидишь?
— В голове.
— И что ты внушаешь?
— Чтоб ты сдох.
Между короткими и очень кинематографичными диалогами с бесами отец Сергий обращается к пастве с вопросами:
— И что я вам такое сказал, что на меня все ополчились. За слово. Бог — это слово! Словом он изгонял бесов, в храм приглашал. И что же мы со словом-то сделали? Слово распяли на кресте. Распятая любовь. Пожалейте своих детей! Всё, чем болеют ваши дети, входит через интернет! Бесы входят в них.
В череде разговоров-изгнаний — новая девушка. Красивая. В длинном черном платье, черной косынке.
— Вот, смотрите, умница, высшее образование, вышла замуж, ребеночка родили. А на нее нашел дух проклятия, и теперь она хочет день и ночь покончить с собой, убить ребенка и мужа. А муж не бросил ее, приезжает к ней сюда.
Сергий простукивает ее по позвоночнику, будто хочет выбить из нее всю нечистую силу, затем начинает читать над ее головой молитву. Девушка падает на колени, корчится и громко матерится прямо у алтаря. Потом плюется на отца и начинает посыпать его проклятиями. Спустя три часа она же с блаженной улыбкой будет разносить кастрюли с супом и вареную рыбу в трапезной, где бесплатно кормят прихожан и паломников.
За сорок минут этого странного молебна я насчитала минимум пять «бесов», с которыми разговаривал старец.
— Почему их так много? — уточняю у Всеволода.
— Всего в монастыре таких 20 человек. Они сюда со всей страны съезжаются. У них выхода нет: им либо в психушке умирать, либо сюда.
«Пандемия неверия»: схиигумен Сергий — о COVID-19 и раке
Отец Сергий плавно перемежает COVID-диссидентские рассуждения с историями и байками: церковь, политика, право, интернет — палитра тем очень широкая. Вот англичане, которые «уже отказались от пандемии», вот Никита Михалков, который «всё понимает и не боится говорить правду». Он ходит от одного края к другому, и кажется, что обращается именно к тебе. Впрочем, не кажется. Ко мне и обращается.
— К нам приехали корреспонденты.
— Правда, что в монастыре есть больные? — стараюсь задать вопросы, с которыми приехала в монастырь.
— У меня больные есть? — спрашивает схиигумен прихожан.
Толпа весело гудит, видимо, отрицая и больных, и сам коронавирус.
— Все чада, которые у меня тут есть, коронавирусом не заразились. У меня одних старушек знаешь сколько? И все здоровы. Вот я и говорю — пандемия неверия.
— А тесты делали?
— Причем тут тесты? Иди посмотри больных! Приходите, смотрите во все кельи, я разрешаю. Я не скрываю ничего, чтобы слухов не было. У меня здесь девочка есть Марина, из Кемерово, врачи ей в феврале сказали: «Умрешь через полтора месяца». А она уже пять месяцев здесь. У меня тоже рак, ну и что. Я живу с раком восьмой год. Рак «предстаты».
— Говорят, вы документы забираете?
— Какие документы? У меня все документы в канцелярии. Как у тебя трудовая в кадрах. А вот — генерал. Генерал, иди сюда. Кто тебя с того света вытащил?
— Вы.
— Бог тебя вытащил.
— А врачи есть в монастыре?
— Алевтина, ты врач? Сколько у тебя стаж? Больше 10? Ну вот! Я над волей не стою. Как хотят, так и делают. Онколог приезжает из онкоцентра. У меня приезжают 15 врачей из Челябинска, каждый месяц проверяют, почти все с учеными степенями. Ну какой COVID? Англия и Франция отказались от пандемии. Есть коронавирус, но это не смертоносная инфекция, это один из видов гриппа. Что вы всполыхнулись все? Это пандемия неверия.
«У меня не болели. Знаешь почему? Я приготовил лекарства профилактические, противовирусные, иностранные, чтобы иммунитет был. Вот такой я дурак»
У меня пятьдесят коров. У меня девки сильные. У меня старушки за семьдесят, и никто не заболел. Девки крепкие, мужественные, по вере стойте. У вас покрепче стержень-то будет, чем у мужиков, поняла?
— А с интернетом как же? Говорите, что бесы все из интернета родом, а сами туда ролики выкладываете?
— Я со светом пошел во тьму, чтобы панику и ужас победить, чтобы они, бесы и чародеи, перестали вас развращать. Люди у меня беснуются от интернета. Паника. Посмотри, что происходит, закрыли на самоизоляцию, и выросло число самоубийств, вот тебе и пандемия неверия.
Схиигумен раздает детям конфеты горстями, угощает меня мишками «Барни» («Перекуси!») и благословляет на разговор своего «коллегу», еще одного отца Сергия (Берестова).
«Им всё мало»: еще один отец Сергий — о конфликте с епархией
Оказывается, в «Спорительнице хлебов» два отца Сергия. Отец Сергий Романов (в миру Николай Романов, который был осужден за убийство. — Прим. ред.) и отец Сергий Берестов, правая рука схиигумена.
— И всё же, Сергий, объясните, почему произошел конфликт?
— В отношении отца Сергия это просто бесчестный, корыстный, грязный поступок.
— Корысть в чём?
— Как корысть в чём? Мы платим взносы регулярно, сколько помимо этого отец Сергий отдает им денег? Но им мало части. Им надо всё. А сейчас при помощи соборных посланий они пытаются меня лишить совести. Они говорят о том, что те, кто служит со схиигуменом Сергием, отлучаются от церкви, они при помощи соборных посланий манипулируют моей совестью и моей душой. То есть они хотят, чтобы я вступил в сделку со своей совестью. Те, кто отошел от батюшки, сами стали на него клеветать и даже не замечают этого. Знаешь такое слово «вдохновение», это дух — мысленный поток. В каком духе ты? У него чистый дух, у него корысти никакой, у него чистый поток.
«Хотите увидеть нищего? Вот он. У него денег нет. Ему приносят, он всё отдает. На храм, людям, еще кому-то. Часть владыке. Щедро своей рукой»
— А епархия не боится остаться без этой щедрости?
— Матушка, это пятый монастырь. Съездите на Ганину Яму. Раньше там было то же самое, что и здесь. Было двести человек, сейчас пятнадцать. Он был строителем монастыря. До Ганиной Ямы был Алапаевский монастырь — то же самое. Меня рукоположили те люди, которые сейчас говорят, что от нас отошла благодать. Ты видишь, что от нас благодать отошла? Если бы от нас отошла благодать, я бы сейчас гневался. Сам же владыка Кирилл, который меня благословил, говорил: «Смотри, батюшка строгий, но справедливый». Это были его слова. А сейчас он уже два года к нам не приезжает. Он проезжает мимо и не заезжает сюда. А мы его разве не любим?
— То есть это давний конфликт?
— Это внутренняя борьба каждого человека. Когда у человека вот здесь (показывает на голову) суета и вот здесь (показывает на сердце) суета, разве он может остановиться? И поэтому я у тебя спрашиваю, может ли человек молиться при современном информационном потоке? Я когда не знал, что такое интернет, я был счастливым. Сейчас я снова счастлив. Отец взял у меня телефон и в печку бросил. Теперь я снова самый счастливый человек.
— Тексты кто пишет отцу Сергию?
— Сам. То, что рождает сердце, которое молится, то он и пишет. Он говорит от избытка сердца. Я должен о своих грехах поплакать, а потом о людских неведениях. Ко мне стоят люди на исповедь, я вместе с ними плачу. Исповедь — это соборный плач о грехах. Внутренний храм надо чистить, а то он в хлев превратится. И куда ты с этим хлевом? Туда. И там ты меня уже не услышишь. Есть точка невозврата. Всё человечество пребывает в бесовском внушении. А монашество пытается сохранять чистоту. Мы не воюем ни с митрополией, ни с митрополитом, ни с патриархом, мы ни с кем не воюем.
— А как понимать отца про Росгвардию или про то, что митрополит должен снять с себя полномочия?
— Вы его не понимаете. Он говорит совсем о другом. Вы всё время хотите найти виноватого, и то, что ты сейчас напишешь, люди из этого буду делать свои вердикты. Всё превратилось в ток-шоу. А что такое ток-шоу? Это постоянно закипающий чайник.
Кто такие афонские старцы и как может разрешиться церковный конфликт
Сергия поддерживают не только на Урале. Иеромонах Иоанникий приехал в «Спорительницу хлебов» из Афона. Он знаком с теми старцами, которые благословили схиигумена на проповеди.
— Какой вес имеет для русского православного священника благословение афонских старцев?
— Когда-то Афон был русский, из пятнадцати тысяч монахов было восемь тысяч русских, и те, кто ехал на Афон, учили не греческий, а наш язык. Но после 45-го года это стало частью Греции. Сейчас Афон в юрисдикции патриарха Варфоломея. Это благословение имеет духовный вес — как благословение авторитетных духовных отцов. Как Паисий Святогорец, как Иосиф Исихаст — это такие отцы-столпы. Их все уважают, почитают, они авторитетны. А в юридическом плане — нет, никакого веса. Даже если патриарх какой-то что-то скажет, Александрийский, Константинопольский, — это просто частное мнение.
— То есть в смысле закона это ни к чему не обязывает и ничего не гарантирует?
— Да, они его поддерживают. Но они не могут как-то воздействовать.
— Как думаете, как может разрешиться этот конфликт?
— Я не знаю, по-моему, ситуация очень тяжелая. Не хотелось бы, чтобы дошло до такого, как в Греции. Там возникло движение зилотов, ревнителей по-русски. Когда Греция вступила в Евросоюз, у греков все праздники церковные велели сдвинуть по календарю на 13 дней. И правительство согласилось, но в церкви возникла оппозиция. И патриарх издал резолюцию, что у несогласных в церкви благодати нет. И два миллиона зилотов в Греции теперь живут сами по себе, у них свои храмы. Ничего хорошего из этого не получилось. Если бы патриарх хотя бы услышал и сказал: «Ну ладно, хотите вы по старому стилю — служите по старому стилю», всё было бы нормально. Здесь, конечно, до этого не дойдет, разум-то все имеют. И потом не отец Сергий начал это всё.
— А скандальные проповеди как же? В них даже экстремизм усмотрели.
— Я давно знаю отца Сергия, еще с тех пор, когда он на Ганиной Яме служил. Он же на Афон часто приезжал. Он ведь и раньше проповеди говорил, и были гораздо хлеще речи. Он и Путина обличал. Особенно когда принимались законы, неблагоприятные для православных. Я помню, он на вершину Афонской горы поднимался и записывал обращение. В довольно жесткой такой форме. И ему передавали через охранника, что если ты не покаешься, то твои дни будут сочтены. Я не думаю, что сейчас это именно из-за коронавируса. Может быть, это был предлог.
«Уральский пельмень» Дмитрий Соколов: «У нас в монастыре есть даже барон настоящий!»
— Смотри, это же «пельмень»? — шепотом говорят прихожане, видимо, как и я, пришедшие сюда в первый раз. Те, кто давно здесь и уже привык к артисту в пастве, просто здороваются или фотографируются для соцсетей.
Дмитрий приезжает в монастырь со всей своей большой семьей, с женой и детьми, их у него пятеро.
— Ушел из семьи, пил. Ну живу и живу, ну бухаю и бухаю. Ну ушел к другой бабе. А потом я понял, что можно по-другому жить, — рассказывает он. — Меня в церковь Александра Федоровна привела, царица. Приехал как-то знакомый из Тобольска и говорит: «Пойдем на крестный ход», я пошел и исповедовался нечаянно. Думаю, вот ничего себе, сейчас бы причаститься еще. А я не готовился, но хочется — капец. Я смотрю, два священника идут, подхожу, говорю: «Благословите причаститься», и один благословил. Потом думаю: «Ничего себе, мне Господь такую радость дал — что же, я не схожу в крестный ход?» И вот я пошел, а там царицу несут. И я вот нес ее и первый в храм зашел с иконой.
«Увидел — старчик идет и все благословляются у него. Ну и я к нему. Он раз проходит мимо, два. А потом поворачивается и говорит: "Ты приходи ко мне"»
И я стал приходить. Человек мне правду говорит, открывает вещи, которые я хотел бы знать. И от этого картинка становится полная и Господь всё больше заполняет вот это мракобесие, которое у меня в башке было, оно всё больше заполняется правдой и светом. И оказывается, что плохо бухать и плохо с чужой бабой жить. И вдруг оказывается, что можно улыбаться и радоваться каждый день, и жить со своей женой, и с детишками общаться.
У Дмитрия в монастыре есть своя компания — из успешных, состоятельных и состоявшихся. Среди них — Наталья Кулиговская, генеральный директор агентства элитной недвижимости «Кулиговская и партнеры».
— Многие думают, что сюда ходят необразованные люди, отец им мозги промыл. У меня своя успешная компания. И здесь все такие — вменяемые, современные, светские. У меня друзья, полуолигарх, скажем так: человек в Испании живет и сюда к батюшке приезжает. Это ведь тоже показатель, одно дело — старушки необразованные, им куда скажешь прибиться, там и рады, — говорит Наталья.
— У нас даже, прикинь, есть барон настоящий, он шишка в Евросоюзе по финансам, в Швейцарии живет, — добавляет Соколов.
— Как думаете, а из-за чего весь этот конфликт на самом деле?
— Это борьба духов! Одни ангельские духи, другие бесовские. Бесовских ты видела сегодня, а есть еще ангельские, которые защищают людей.
— А чисто с материальной точки зрения — если отец построил пять монастырей, это ведь небывало успешный фандрайзинг. Наверное, церкви невыгодно с ним ссориться?
— Эта ситуация не про деньги, она обнажила проблему верхушки церкви. Они делают нехорошие вещи, отец их обличает. Но не потому, что он их не любит. Он не любит грех, а их любит. То, что они стали протирать лжицу перед причастием или закрывать храмы из-за пандемии, — это отход от веры. Никогда не закрывали храмы, когда чума или холера, наоборот, открывали храмы, колоколами исцелялись. Всегда понимали, если мор идет какой-то — это за грехи, и нужен крестный ход, чтобы замолить свои грехи. Это история не про вирус, это история про веру. Весь апрель — май мы ходили и причащались с одной ложки. И ничего.
— То есть в вирус вы тоже не верите?
— Вирус есть. Вообще самолеты разбрызгивают уже давно, а потом наши аптеки получают прибыль. Не веришь, да?
— Нет.
— Мы живем в мире, в котором борются две силы — добро и зло. Это самый главный выбор, который в конечном счете должен сделать человек. Отец говорит: «Я из любви к вам не могу молчать, у меня такая тоска сердце разрывает, я не могу молчать». Сейчас храмы закрывают, чтобы духа не было святого. Чтобы святости не было у людей. Есть святое отношение к храму, к стране, к жене, а когда духа святого не будет — громи что хочешь.
— Скоро будет церковный суд над отцом Сергием. Что будете делать?
— Молиться и быть с отцом как поддержка. Вот давай я тебе объясню: если на твоего мужа кто-то будет тянуть, что ты будешь делать? Защищать? Ну и вот. Я буду там, где отец мой, семья. Ты не понимаешь этого? Мы люди родные. Тем более такой вожак у нас, как Христос. Чего нам бояться-то? Самое удивительное, что отец любит всех одинаково, а тебя больше всех.
— А было когда-нибудь, чтобы засомневались в нём?
— Было, что отходишь от него — начинаются мысли против него. Подходишь к нему — этих мыслей нет. Уезжаешь в город и закрадывается — а вдруг отец неправ. Приезжаешь — опять всё хорошо. Знаешь, что это такое? Бесы работают. К нему подходишь — все бесы разлетаются. Здравствуй, отец! Здравствуй, Дима.
Павел Дацюк и олимпийское золото для Богородицы
Еще один известный прихожанин, который приезжает сюда с семьей, — хоккеист Павел Дацюк. Его медали висят на иконах в храме.
— Больше десяти лет назад я обратился к знакомому, хотел дочку крестить. И вот так приехал и познакомился с отцом. Мне понравилось. И ощущения были для меня непонятные, новые. Начал понимать, что такое спокойствие и умиротворение, что такое благодетель и любовь. Чему он учит? Он учит любить, сопереживать, помогать другим, никого не осуждать — вот этому он старается научить.
— А с какими вопросами вы к нему приезжаете?
— Все духовные вопросы — только к нему. И жизненные, бытовые — тоже только к нему. Какие-то совпадают, какие-то нет. Говорит: «Сделай так». И делаю.
— А нельзя ослушаться?
— Да можно ослушаться. А смысл? Надо ведь понимать, что дальше будет. Ну ослушаешься, придешь, расскажешь, что не получилось. А отец скажет: «Я ведь говорил». Каждый сам принимает свое решение.
— Материально поддерживаете монастырь?
— Следующий вопрос. Смотрели мультик? Делай добро и бросай его в воду.
— Что будете делать, когда суд будет? Будете батюшку защищать?
— Ну как я могу батюшку защищать? Церковный суд, духовный суд, а я тут босиком хожу. Как я могу об этом судить? Это всё равно, что я приду в вашу газету и скажу: «Вы чего так про спорт мало пишете?» Тяжело какие-то дела не свои комментировать. Вы думаете — имя. Ну и что — имя? Ведь все равны.
«Вот это живые, а дохлые там»
«Лексусы», «Порше» и другие «Ленд-Крузеры» вереницей уезжают из монастыря. Становится тихо, как в пионерлагере во время отбоя. Или после ток-шоу, когда выключают софиты и сматывают провода.
— Пойдем, покажу тебе мое любимое место в монастыре, — говорит мне второй отец Сергий и приводит меня на кладбище. Место и правда хорошее — очень тихое и светлое. На пригорке. С одинаковыми деревянными крестами.
— А вот еще смотри, видишь — крестики. Вот когда я на Радоницу служу здесь панихиду и кричу: «Христос воскресе!» — они мне хором, каждый, отвечают: «Воистину воскресе!», — говорит отец Сергий Берестов — громко и выразительно, как будто и правда пришел к своей пастве. — Вот это живые люди, а дохлые там. Они что-то ходят, что-то там ищут. Вот детишечки маленькие, в один день все упокоились у отца Виталия. Им сейчас хорошо. А то, что там, за забором, — его уже нет. Ты сейчас вне времени и вне пространства. Мы сейчас на небесах. И с тобой не я говорю, я дух святой. И если ты хочешь, оставайся здесь с нами, умри и приобретешь.
Напомним, еще в конце апреля 2020-го Екатеринбургская епархия лишила схиигумена Сергия права проповедовать. Произошло это после того, как он опубликовал видео с критикой государства. Клирик уверял, что эпидемия в России — это выдумка, и проклял тех, кто закрывает церкви. После следующего видео его наказали жестче: запретили совершать таинства и назначили церковный суд.
Прибыв на церковный суд, он зачитал речь с бумаги, после чего покинул епархию. Позже в монастыре побывала полиция, она проверяла, есть ли в обители беспорядки, о которых писали местные СМИ. Мы пообщались тогда с отцом Сергием и подготовили большой фоторепортаж о нём.
После схиигумен Сергий признал наличие у него судимости. Он рассказал, как 36 лет назад убил человека, а после его возвели в сан настоятеля монастыря. E1.RU рассказывал подробности этого дела.