К тридцати годам люди стремятся к стабильности: дом, семья работа... Но эта схема совсем не про нашего героя, который, согласно общепринятым параметрам, имея благополучную жизнь: работу, квартиру – сорвался... в Африку! Владимир Волков поехал по работе в сказочную, неизвестную страну и совсем недавно побывал в отпуске в России, во время которого выкроил пару часов, чтобы рассказать о том, что увидел и испытал за год.
Мирный раздел
– Какими были первые впечатления от Африки?
– Первые дни я провел в Хартуме, это столица Северного Судана. Досмотр в аэропорту был жесточайший: просмотрели и прослушали мои музыкальные и видеодиски. Вскрывали медицинские пакеты, аптечку. Многие одноразовые пакеты после вскрытия уже теряют свои функции. То есть все вскрывалось, разрывалось, вытаскаивалось. Я понял: да, ребята, вот это Судан. Ну и жарко. Мы прилетели в пик жары, и, хотя был вечер, температура воздуха в тени составляла 45°. На солнце вообще невозможно находиться, из самолета выходишь – ощущение, как будто тебя огнем обдали, как мимо огромного костра ходишь – настолько воздух раскален. Затем я попал в Бор. Это совершенно другая страна. Другая природа, люди, язык, культура... все другое.
– Почему так?
– Юг Судана пытается отделиться от основного уже более двух десятков лет. Из-за этого происходят войны. Кстати, впервые за историю этого города туда попали два россиянина, нас в аэропорту встретили коллеги. Объяснили нам, что жить предстоит в тукле. Тукл – это соломенный домик, с песком в качестве пола. Особо богатые живут в глиняных домиках.
В итоге мы с товарищем сели на машину и решили найти нормальное жилье. Где-то к четырем часам следующего дня поняли, что все бесполезно, и остановились в гостинице. Когда я говорю «в гостинице», представляется Гостиница. Здесь это – городок из обыкновенных брезентовых палаток. В одной из них живет администратор, в остальных – гости, стоит такое удовольствие по 40 долларов в сутки. В течение дня в жилище не зайти: воздух раскален. По ночам нормально, только очень влажно. Привыкли. Через неделю почувствовали себя лучше. (Смеется.) Ну а через месяц уже иногда и днем ложились спать. После обеда обычно мы мыли служебную машину Nissan Patrol. Кстати, в основном там машины марки Land Cruiser и Patrol. Кроме как на вездеходах, на других там не проедешь. И нашу мы регулярно, ежедневно вытаскивали из болота, трясины, воды. Каждый день обязательно и не по разу. Лебедки постоянно хранились в машине, и мы ездили друг друга выручать. Мы купили себе резиновые сапоги и целыми днями ходили в них.
– Как строился твой день?
– С восьми утра до четырех дня – работа. Дальше – быт. Надо ехать за водой. По городу есть только несколько скважин, из которых качают воду. Покупали канистры, набирали воду для приготовления пищи, стирки, душа. Уезжали подальше от Нила: он очень грязный. В первый месяц я с интересом разглядывал всю растительность, животных. Представляешь, там гусеницы сантиметров десять, а может, и больше. Кузнечики-богомолы огромные, такой сядет на голову и закроет ее. Все необычное. Атмосфера... Все притягивает, ко всему хочется прикоснуться. У меня тогда не было фотоаппарата, а все хотелось запечатлеть. Через полтора месяца из России мне ребята привезли его. Я оглянулся – а что фотографировать то? Все уже обычное. Корову эту фотографировать что ли? Сначала я ее увидел и удивился: одни рога. Худые, и такой лес на голове. Там люди тоже длинные, худые, с длинными худыми ногами и руками. Как цапли, ходят медленно и медленно говорят.
– Как тебя воспринимали местные жители, какими глазами смотрели?
– Кричали: «Коваджо, коваджо, коваджо!» В переводе с местного языка – человек без кожи. Дети сначала боялись, а потом с работы иду: они выбегают из домов и на шее, на руках у меня виснут. Стали мне воду приносить, уже сам не ездил, я им за это печенье давал. Местные жители первое время просто шарахались от машин. Прыгали в сторону, как от железного чудовища. Неважно – в болото или глину – ныряли с дороги. Либо реакция такая: смотрит на тебя, встал и, как загипнотизированный, не знает, что делать. Мы останавливались, ждали, пока он примет решение – уйдет. Потихоньку жители начали привыкать к этому всему, но даже к отъезду оставались такие, кто видит машину и бежит. Я будто попал в доисторическое время.
– Чем зарабатывают местные жители, на что живут?
– А вот это загадка для меня и по сей день. Я не понимаю, чем они занимаются... Изредка, конечно, кто-то что-то делает. Кто-то работает в полиции, кто-то – предпринимателем (скотину на мясо выращивает или гостиницу держит). А остальные для меня загадка. Откуда у них еда? Они пьют с утра до вечера, и неважно, полицейский он или безработный – все всегда пьяные. Бывали случаи, когда в полдень приходишь проверять задержанных, и вот дежурный офицер держится за клетку, пытается тебе что-то сказать. То же самое с военными. Четыре армии в одном городе собрали. Все разные, у каждой свое начальство, свои командиры и каждый воюет за свою страну. В самом Судане несколько секторов, которые пытаются отделиться, у каждого своя армия.
– А магазины там есть?
– Как таковых магазинов нет. Есть сколоченные киоски, лавочки, в которых что-то продается. Все стопроцентно привезенное из других стран (Кении, Уганды, Эфиопии).
– При этом скоропортящиеся продукты вообще не купить?
– Да, они просто все скоро испортились. (Смеется.) Купить можно только кока-колу, консервы, мясо. Макароны появились только за два месяца до нашего отъезда. Их даже стали подавать в кафе. Кафе – это небольшой «скворечник», что-то вроде наших летних кафе, только в африканском стиле: сколоченный из всего, что попалось под руку. Первую неделю мы питались в этих кафешках. Там всегда подавали сладкую картошку (sweet potatos), иногда irish potatos (по вкусу от нашей не отличается), бананы. Вскоре мы купили себе керосинку и на ней варили супы, жарили мясо. Приходилось все делать самим. Все строить. Идешь, видишь гвоздь – в карман, пригодится: нужно вешалку сделать для одежды.
Три раза в неделю прилетал вертолет из Джубы (это столица Южного Судана) по своим делам. Но так как экипаж был российский, у нас с ним сложились дружеские отношения, каждый раз мы заказывали то, что нам нужно. Привозили из Джубы необходимые продукты и вещи.
– Как развлекались?
– Как и местные жители – алкоголем. В отличие от аборигенов, еще и Интернетом. Слушали африканскую музыку. Магнитофоны там работают от генераторов, нет централизованных электросетей, электростанций. В Африке все работает от генераторов: холодильник, музыка, телевизор. Нет генератора – нет благ цивилизации. Круглосуточно электричества нет ни у кого. Темнеет очень быстро: без пяти семь еще светло, в десять минут восьмого – абсолютная темнота. В этот момент будто кто-то дает команду москитам, и они начинают взлетать. Если ты до семи вечера не успел принять душ, то тебе придется принимать его танцуя. А душ это что? Вот ты набрал в тазик воды и из кружечки себя поливаешь. Я даже первое время от этого кайфовал. Чувствовал себя Робинзоном. Потом это стало рутиной. Не испытываешь уже положительных эмоций, но в общем-то тебя это не напрягает, потому что привык.
– А москиты там очень большие?
– Нет, они такого же размера, как наши комары, только единственная проблема – они могут быть заразными, они разносчики малярии.
– Но наверняка все въезжающие на территорию Африки привиты от малярии?
– От нее прививок нет и, думаю, в ближайшие десятилетия не будет, потому что существует более ста видов малярии, от каждой из них невозможно привиться.
– Как спасались от насекомых в домике?
– Мы жили под защитой москитных сеток. Все так живут. Кто-то вбивает четыре палки у кровати и натягивает сетку. Мы еще в Хартуме запаслись сеточными палатками с замочками, которые собираются и разбираются за пять минут. Мы ставили их прямо на кровать и укрывались в них от насекомых. Спишь в безопасности. Единственное – ночью можешь прикоснуться к сетке рукой, ногой, и в это время тебя могут укусить. Ящерицы, скорпионы, москиты – это все вокруг палатки летает и ползает.
– Что тебе в Африке еще напоминало сюжет книги Даниэля Дефо?
– Все обустройство «дома». Я договаривался с молдаванами, чтобы они хотя бы ящики из под фруктов нам оставляли – мы с сослуживцем из них стол сколотили. Лопату приобрели, огород устроили, на котором росло все. Семена из России привезли, да и помидорку съел – семена в землю кинул. Картошка только плохо росла. Не пойму, почему. На трех грядках взошло только три куста. Ананасы начали расти. Конечно, плодов мы не дождались, но листья вовсю тянулись.
– Где проводил отпуск?
– Я много куда съездил. Сначала был в Уганде. Потом в Кении, потом в Танзании, в Занзибаре. И когда был в предпоследнем отпуске, мне предложили переехать в другой город. Только я уже устроился в Боре.
– То есть в Африке есть нормальные города, обустроенные?
– Да, есть. В отпуске я старался максимально почувствовать жизнь других людей, ходил в гости к местным жителям. В Танзании властвует мусульманство. Помимо жестких законов, эта страна необычна своей красивой природой. Я посмотрел на истоки Нила, отдыхал на самом большом озере в Африке – Виктории. Меня удивило, что в нем никто не купается: вода чистая, пляж отличный. А товарищ, который меня на лодке катал, объяснил, что в Виктории много крокодилов. Мы на 150 метров от берега отчалили, и здесь же эти «бревна» поплыли. В другой стране – Кении – видел гору Килиманджаро. Я жалею, что у меня не получилось доехать до национального парка дикой природы, где представлены все африканские животные. В отпуске отдыхал не только от работы, но и от бытовых неудобств. Жил в нормальной гостинице, с такой здоровской штукой, которую поворачиваешь, и вода сама льется. Душ! Точно! Это душ называется. (Смеется.)
– Какие они, африканские женщины?
– А вот с женщинами во всем Судане вообще никак. В Южном Судане по причине того, что они продаются и покупаются. Если в семье родилась девочка, это уже все – товар! К ней нельзя приближаться: это очень дорого. Одна ночь будет стоить тебе десяток коров, столько же, сколько женитьба. А если нечем расплатиться – расстреляют. В Северном Судане и думать о близости с женщиной нельзя. На одном участке, который я курировал, было такое дело: женщина родила без мужа, еще лежит в больнице, а ей уже определено наказание в 60 ударов. Но чтобы ее, еще неокрепшую, не убить этим, исполнение наказания перенесено на три года. Мужчину, кстати, так и не нашли. Теперь ее своя же семья не примет, она вечный изгой. В Судане человеком считается только мужчина, а женщина создана для служения ему. Да, там есть некоторые женщины – бизнес-леди. Они даются в сопровождение важным мужчинам. В Северном Судане не увидишь даже девушек в купальниках, а поцелуев и тем более. Женщины все укутанные, спрятанные, некоторые с открытыми лицами, но все в перчатках. Женщина может не закрывать лицо, если ей позволит это муж.
– Опиши самый необычный день.
– В Боре был случай. Я провожал товарища, зовут его Усман, из Нигерии, в аэропорту. Аэропорт – это тоже условное название, как гостиница или кафе. Представляет собой он насыпную полосу и площадку для вертолета. Прилетел наш «Ми-8», понятно, российский экипаж. Мы уже всех знали в лицо, они к нам в город прилетали. У них по расписанию через полчаса вылет запланирован (на который я и привез товарища), а они мне предлагают «полетать». Я удивился: «Как, вам же пассажиров отвозить?» А они мне: «Все нормально, у нас разведка местности. Полетели с нами».
Сели в вертолет, закрыли шторки, винт начинает разгоняться, экипаж сообщает руководству по трубке: «Мы на разведку местности». Снижаемся на высоту два метра над поверхностью, скорость более 200 км в час. Пальмы все сверху, под ногами мелькает земля, шум, ощущения незабываемые – никакого аттракциона не надо. Потом мы прилетели в ту деревушку, которую они хотели посмотреть, начали снижение. А там же шалаши эти соломенные – туклы. С них крыши полетели от сильного ветра, создаваемого вертолетом. Местные жители начали сбегаться с палками, всячески давая понять, что нам надо улетать. Конечно, мы не стали садиться.
На обратной дороге пилот предложил: «Ну что, крокодилов попугаем?» Снижаемся над Нилом, высота – полтора метра. Летим и этих тварей выгоняем. Шум от вертолета стоит мощный, ветер от винтов, а они испуганно из камышей, кто, наоборот, в камыши, кто на поверхности воды прыгает, разбегаются в разные стороны. До этого случая увидеть вблизи африканских животных не доводилось. Я в джунгли не ходил. Во-первых, животные опасные, во-вторых, там мины: после войны все заминировано. Гражданская идет уже 23 года. А вот с вертолета я видел жирафов, слонов, бегемотов.
– А обезьян?
– Об этом расскажу целую историю. Первый раз я увидел обезьянку в нашем офисе. Офис представляют собой контейнеры. В каждом из них кондиционер и все такое. Смотрю, индусы с палками, с камнями выгоняют эту бедную обезьянку. Я подумал, как же им ее не жалко? В конце концов к ее приходам стали относиться спокойнее. А моя аккомодация (место жительства) была недалеко – 150 метров от офиса. И вот обезьянка повадилась ходить ко мне домой. Как-то днем после рабочих суток сижу дома, приходит обезьяна. Зашла аккуратно, села в огород за мой стол, я ей стул подставил, она уселась. Даю ей оливку – она очищает ее, как человек, выковыривает косточку. Вот мы сидим, едим оливки, я думаю: дай-ка пива ей налью. Налил немножко, она пару глоточков сделала и не стала пить. Не понравилось.
После этого стала она к нам регулярно приходить в тукл, мы с ней играли. Только вот чернокожих она не любила. Как-то нашего товарища – нигерийца – поцарапала. Через несколько дней мы стали замечать, что у нас вещи пропадают. И находили их в районе нашей территории: бритву электрическую обезьянка разобрала, раскидала, почти все собрали, кроме ножа – его так и не нашли. Дикая гостья просто что-то берет, уносит куда-нибудь и выбрасывает. Я теперь понял, почему ее индусы не жаловали. Дети постоянно с ней играли. Выходишь на улицу и видишь такую картину: «У-лу-лу-лу!» – бежит толпа африканских детей и гонит обезьяну – кто с палками, кто с камнями. Пробежали. Минут через пять бегут обратно: «А-а-а..» – и сзади обезьяна. Она уже их гонит. (Смеется.) И эти игрища каждый день происходили. Потом она кого-то из детей цапнула, и ее вдобавок родители стали гонять. С работы у нас телефон пропал. Мы даже пытались звонить, только обезьяна не отвечала, видимо, на болоте где-нибудь выкинула. В конце концов заниматься поисками утерянных вещей нам надоело и мы договорились с местными, чтобы они ее отвезли в джунгли. С тех пор я не видел обезьянку...
Боевой раздел
За яркой необычностью Африки укрылась опасность для жизни. «Там нет никаких законов. Знаешь, как в одном американском фильме: флаг воткнули – я буду здесь жить. Вот все у них так», – говорит Владимир об Южном Судане, основном месте своего пребывания.
– Как регулируются отношения между людьми?
– Конечно, есть законы. Но приведу пример: у нас кража была – тукл очистили. В течение трех суток мы поймали этих жуликов, вернули все, за исключением того, что те в Ниле утопили. Кровати, матрасы, ведра, одежду нарушители оставили себе, а все что непонятно – повыбрасывали. Их посадили. Одного выпустили через три недели, второго через месяц, а самого «основного» – через три месяца. За убийство человек годик отсидит. Африканские жители не могут просто существовать в мире. Им нужно бежать, что-то делать, воевать... психология такая. Набежало однажды на нашу деревню племя динко из деревни Мурги, из автомата всех расстреляли, дома сожгли и увели скот. А через месяц к динко так же придет какое-нибудь племя. И будет такая же ситуация.
Сначала жутко было, потом привык. Кстати, коровы – это основная валюта в Африке. В коровах измеряется благосостояние людей. Чтобы жениться, тебе нужно «накопить» определенное количество коров. Да, работают только женщины, мужчины воюют. Совершенно противоположную я наблюдал, когда я переехал в Дамазин – самое спокойное место в Судане. Там жесткий шариатский мусульманский закон. Там все четко, очень фанатичное соблюдение мусульманских законов, Корана. В Дамазине перегибы во всем. Например, алкоголь – это преступление. Если кто-то написал на тебя, что ты пил, тебя арестуют. Суд назначит 40 плетей, будут бить. Отношения между мужчинами и женщинами контролируются очень строго. Был случай, что задержали молодую пару. За что? Целовались. И им наказание 40 плетей. Нельзя этого делать, не будучи в браке. Или если просто увидят в одной машине мужчину и женщину и при этом они не родственники – тоже накажут физически.
– А как выбираются мужья и жены?
– В основном все решается родителями. Женщину вообще никто не спрашивает.
– И в этой стране женщина покупается?
– Это не так, как в Южном Судане, где за красивую девушку из хорошей семьи дадут 150 коров. Если у мужчины нет коров, он копит или не сможет жениться. Также крадут коров, скупают. Корова – показатель благосостояния семьи. Я чувствовал себя неловко, у меня не было ни одной головы крупного рогатого скота. (Смеется.)
– Что самое неприятное из того, что ты пережил в чужой стране?
– Наверно, то, что не можешь не думать о том, что живешь с постоянной угрозой для жизни, которая исходит от пьяных местных, от военных группировок, от заразы, которая везде.