Я тут снова проехалась по Пятёрке. Ничего не меняется — тишина, котики, шашлыки во дворе и девчонки на перекладинах сушилок делают свои перевороты. И те же бабульки выходят в шалях во дворы своих домиков с обшарпанными колоннами.
Но — жизнь! Она пульсирует! Все гуляют, ходят, смеются, копошатся, выпивают, зовут домой кошек, выгуливают своих собак.
А потом… Потом я проехалась по родному Брагино (4-й микрорайон, улица Урицкого), по пути в школу 27. И такая тоска меня взяла. Там всё так же, как я оставила 35 лет назад, когда переехала в центр. Только вот кажется, что в районе взорвался ядерный реактор и все жители эвакуировались.
Это там я когда-то маленькая бежала в ползунках за моей родной «бабой», которая неслась до мусорки... «Бери-бери, твое вроде», — обширная тетя Зина, поймав меня, спихивала фланелевое тельце бабушке с пустым ведром. И туда же приезжала моя душистая мама с юга — загорелая, с прической, в белом брючном костюме и лодочках. Выгружала клетчатые чемоданы и подарки из машины «Волга».
Те же скамейки, лесенки и качели, как были прежде. Только давно они умерли, мумифицировались, облезли краски, и стоят древние постройки среди двора, как гниющие зубы у алкоголика. Те же сарайки и гаражи, где мы играли в «разбойников». Все убитое, покосившееся и ржавое. Даже надпись сохранилась — «Алеша — проклятый Рейган, умри!». Я помню того «Рейгана». Он плевался мне в спину, а я не пускала его с клюшкой на свой личный корт, который залил для меня дедушка. Потом что я — будущая Роднина.
В Брагино появились дизайнерские лавки с логотипом, который придумал Артемий Лебедев.
Теперь во дворе не бегают дети, не разводят бабульки во дворах «золотые шары», нет цветиков-семицветиков и львиного зева. Не играют девчонки в принцесс, конструируя из спички и одуванчика королеву дня, не строят в обувной коробке дворец для мишки. Также в дворовой луже бегают водомерки, вращаются тонкие красные червячки, жуки, скользящие по натянутому пластику воды. Только никому больше неинтересны.
Этот брагинский дворик был моим микрокосмосом. Теперь здесь — мертвая зона. Тоска и тлен. Мой личный брагинский Чернобыль. Что же произошло? Жизнь ушла из этих двориков вместе с нашим детством?