Три года лишения свободы, судебных разбирательств и испорченной репутации обернулись оправдательным приговором для фигуранта по «делу Урлашова» экс-заммэра Дмитрия Донскова. Политик, три года назад отвечавший за вопросы социально-экономического развития Ярославля, наконец отпущен домой, оправдан и будет реабилитирован в глазах общества. Как на самом деле складывается судьба 39-летнего Дмитрия Донскова? Что нового он рассказал об уголовном деле, моральной коменсации и политических планах на будущее, читайте в интервью 76.ru.
– Считаете ли вы приговор суда объективным? Почему?
– Хотел бы прокомментировать приговор в отношении себя – считаю его действительно объективным и справедливым. Все выводы суда подтверждены фактическими обстоятельствами дела. Но так как приговор еще в законную силу не вступил, то любое мое слово может повлиять на остальных фигурантов, поэтому про остальных пока не комментирую.
– Многие обвиняют вас в том, что вы знали о преступлении, совершаемом мэром, но не говорили. Как вы реагируете на подобные высказывания?
– Эти высказывания ничем не обоснованы. Я участвовал в 10% всех событий, речь о которых шла в уголовном деле. То, чему я был реальным свидетелем, не позволяло мне делать однозначные выводы, что здесь что-то нечисто. Я не давал оценку тому, что происходило при мне. А все разговоры Урлашова, которые появлялись по уголовному делу в прессе, происходили не при мне. Я не вмешивался в это дело и не пытался ничего узнать. Сам Шмелев говорил мне, что Урлашов требовал от него какие-то деньги, но сделать однозначный вывод, что речь не шла о взятке, было нельзя. Я абстрагировался от взаимоотношений Урлашова и Шмелева.
– Каким было содержание в СИЗО?
– Мы находились в двух разных СИЗО – «Матросской тишине» в Москве и в ярославских «Коровниках». Это разные учреждения с точки зрения быта. В столице было все четко: положен час прогулки в день и раз в неделю баня – и всё это соблюдалось без нареканий. Здесь, в Ярославле, иногда чуть не с боями приходилось выбивать эти услуги. Например, в СИЗО №1 в нашем городе нет горячей воды, можно лишь кипятильником в своей чашке что-нибудь нагреть. В Москве таких маразмов не было. У нас у всех троих разная история нахождения в СИЗО. Евгений Робертович сидел в шестом корпусе – он весьма зарежимленный. Там сидят публичные персоны или чиновники высокого ранка и воры в законе. У них маломестное содержание, камеры от двух до четырех человек. Я сидел в корпусе под названием «Большой спец», где содержатся лица, совершившие ненасильственные преступления, нарушившие закон впервые, в основном, за экономические преступления, чиновники за должностные преступления. Здесь же и наркоманы сидят. В общем, достаточно спокойный контингент. Лопатин попал в общий корпус, где всё достаточно жестко. В этом корпусе всегда перелимит: в лучшем случае в камере на 18 человек у Лопатина было 24 человека, в худшем – 36.
В Ярославле нас содержали в спецблоке, мы были полностью изолированы от всей остальной тюрьмы, практически ни с кем невозможно было пообщаться из тех, кто еще находился в СИЗО. Здесь мы сидели в двухместном размещении, т.е. к нам подсаживали еще одного человека, как правило, не ярославца.
– Как проходит реабилитация?
– Для того, чтобы она начала проходить, нужно, чтобы решение суда вступило в законную силу. Если бы не было аппеляционных обжалований, то решение вступило бы в силу в течение десяти суток с момента получения копий. С моральной точки зрения после полугода под домашним арестом я, можно сказать, полностью привык к обычной жизни. В настоящий момент никаких ограничений моих прав нет, с меня снят домашний арест, я могу передвигаться, заключать какие-то сделки, устраиваться на работу. Но вот те же деньги, что были изъяты у меня при аресте, также привязаны к решению суда, и вернут их только после его вступления в силу.
– На какой размер компенсации вы рассчитываете?
– Здесь нет никакого конкретного размера в рублях, который я могу назвать. Вы сами подумайте, за какую сумму вы согласились бы три года просидеть в тюрьме? Я ни за какие деньги не согласился бы. Тем более в нашей ситуации невозможно было понять, когда это закончится: через 5, 7 или 12 лет...
– Знала ли ваша дочь, где ее отец?
– Да, конечно, дочь знала. Ей мама рассказала, как, зачем и почему.
– Какие планы на будущее? Есть ли желание вернуться в политику?
– На ближайшее будущее у меня планы одни – как ни крути, я зависим от судебного решения, нужно готовиться к аппеляции. Если решение вступит в силу в том формате, как принял Кировский районный суд, я, безусловно, хотел бы заниматься тем, зачем когда-то пришел в мэрию Ярославля. Наверное, я один из очень немногих людей, кто знает, что нужно делать в городе, какие нужны реформы. Основная проблема Ярославля – расходная часть городского бюджета превышает доходную, из-за чего город не исполняет в должной мере свои обязательства. Я вижу шаги по исправлению ситуации, например, через увеличение доходов за счет правильных изменений налоговой политики – в НДФЛ, в аренде, налоге на землю и кадастровой оценке земель.
Безусловно, нужно сокращение расходной части. Например, сократить целый ряд ничем не обоснованных субсидий и аппарат мэрии. Считаю, что есть где поработать над собственными расходами мэрии. Элементарный пример – раньше было семь заместителей мэра, а это секретарь, помощник, машина, зарплата. Немаленькие расходы. Если бы я был мэром, я бы назначил себе только двух заместителей. Кроме того, считаю, что районные администрации в таком формате, как сейчас, не нужны.
– Если приговор вступит в силу в существующей редакции, пойдете ли восстанавливаться на работу в мэрию?
– Просто так восстанавливаться для того, чтобы лишь восстановиться, я не пойду. Может быть, вообще выборы мэра вернут. Я бы тогда на них пошел. Сейчас новый глава региона пришел, будет понятно, как начнет развиваться ситуация в Ярославле. В любом случае, если я вернусь в мэрию, то только для того, чтобы заниматься тем, о чем я говорил выше.