Истории жителей Ярославля, прошедших войну и концлагерь. Когда их читаешь, подступают слезы

Война — это страшно и больно. Ежегодно в праздник 9 Мая мы рассказываем о ярославцах, которые героически проявили себя во время Великой Отечественной войны или видели вживую ее ужасы.

В этом тексте — воспоминания двух жительниц Ярославской области. Они рассказали о войне и победе в ней, чтобы люди знали и помнили.

100-летнюю жительницу села Великого в Ярославской области война застала в Москве. Мария Ивановна Харчева родом из Серпуховского района Московской области. В разговоре с 76.RU долгожительница поделилась воспоминаниями о Великой Отечественной войне (полное интервью — тут).

16 июня 1941-го Мария Ивановна окончила школу. Через неделю ее жизнь поменялась, а планы разрушились.

— 22 июня мы должны были принять участие в смотре в Москве. Целую неделю мы репетировали. Смотр проходил в парке «Сокольники». Туда съехались представители всех районов. Мы выступили, а в перерыве пошли погулять по парку и увидели толпу людей, которые слушали радио. Прозвучало, что в 4 часа утра немецкие войска без объявления войны перешли наши границы. Так началась Великая Отечественная война, — вспоминает Мария Ивановна. — К вечеру мы вернулись в Серпухов. В городе была тишина. На улицах никого не было. Когда я шла домой, встречала кучки людей, которые говорили о войне. Помню, пожилые женщины рассказывали, как они пережили Первую мировую войну.

На следующий день выпускников вызвали в школу. Мальчишек сразу пригласили в военкомат. Мария Ивановна говорит, что больше своих одноклассников она не видела. Только одного парня случайно встретила после войны.

— После начала войны москвичи стали покидать город, разъезжались по родственникам в деревнях. У нас в Серпуховском районе из нас, девчат, и подростков организовали группы самозащиты. Такие группы следили за тем, чтобы люди не включали свет (это было элементом светомаскировки), чтобы не было паники, не появлялись чужие люди, не нарушали порядок. Но однажды мы познакомились с осветительной ракетой, разбежались кто куда. Я оказалась в канаве. Выскочили — и бегом к дому. На этом закончились наши ночные дежурства. После этого каждый сам сторожил себя и свой дом. В городе стали часто меняться воинские части, мимо наших домов всё чаще проходили раненые — их перевязывали и отправляли обратно на передовую, — рассказывает Мария Ивановна.

В феврале 1944 года Мария Ивановна пошла работать в деревенскую школу в Серпуховском районе. А чуть позже стала заведующей школой в другом населенном пункте. Отпусков, по словам женщины, у учителей не было. Летом они вместе с учениками работали в колхозе — сажали, поливали, убирали урожай, заготавливали сено.

День Победы 9 мая 1945 года Мария Ивановна тоже помнит очень хорошо.

— Я была в школе. И вдруг врывается техничка тетя Дуня и кричит: «Девочки, война кончилась!». Батюшки! Кто-то обрадовался, кто-то заплакал. Например, моя коллега, у которой на фронте погибли отец и два брата. Прошел праздничный митинг. А потом еще раз праздновали Победу — когда 3 сентября объявили перемирие с Японией, — вспоминает наша собеседница.

Когда началась война, 85-летняя Тамара Липовская из Ярославля была совсем маленькой. Пятилетней малышке пришлось рано повзрослеть: война разлучила ее с мамой, а потом девочка попала в нацистский концлагерь. Иногда Тамара Сергеевна горюет, что потеряла детство (полное интервью можно почитать тут).

— Когда началась война, мне пять лет было. Еще совсем маленькая была. Папа погиб, ушел в 1939 году по тревоге и не вернулся. До сих пор не знаю, где он похоронен. Маме тогда дали комнату в квартире в Ярославле, и пока она делала там ремонт, отправила меня в Антропшино (это деревенька под Ленинградом) в гости к моей тете Пане. Мама почти доделала ремонт и хотела меня забрать, но в июне объявили о начале войны. В итоге в следующий раз я увидела маму только через пять лет, 16 августа 1941 года нас уже гнали до самого Берлина. Немец оккупировал Антропшино. Нас выгнали из домов, затолкали в товарняк к другим людям и повезли. Никогда не забуду, что там было внутри. Нас напихали, как поросят. Все плачут, воздуха нет. Дети просили поесть, взрослые пытались их успокоить, и никто не знал, что будет дальше. Паня тогда сказала мне: «Тома, теперь я твоя мама, иначе убьют».

Тамару вместе с тетей и другими людьми привезли в Зоммерфельд в 80 километрах от Берлина. Там людей распределили по баракам.

— У детишек откачивали кровь для раненых немцев. Вот кем мы для них были: свиньями, расходным материалом. Не людьми. Не дай бог запнешься — прикладом по голове получишь. После того как откачивали сколько надо, бросали в овраг — а там уж кто подберет. Затащит кто-нибудь к себе в барак и свой паек отдает независимо от национальности, кто это был. Жалели детей, а сами с голода опухали, вот это были люди. Помню, у меня кровь откачали, на улицу вывели, и мне немец в кулаке протянул кусок сахара. Вот счастья-то было! В остальные разы меня Паня приходила подбирать, — рассказала Тамара Сергеевна. — Едой нас не баловали. Питались мы свеклой, брюквой или морковью. Что сварят. Картошка для нас была праздником. Помню, четыре картошины вареные нам дали, так это за счастье было, мы их растягивали. О хлебе даже не слышали. Ходили в лохмотьях и на ногах носили деревянные колодки, перетянутые ремешками.

Пенсионерка вспоминает, что после концлагеря ее объявили врагом народа. Их с тетей освободили не в мае, когда война закончилась, а спустя полгода — в октябре.

— Нам тогда дали пропуск, от руки написанный, в котором было указано: «Артемьевой Парасковье Ивановне и дочери Тамаре». По этой справке нас и вывезли за границу Германии. А там сразу НКВД. Страшная тогда власть была... Нас опросили, и из-за того, что я была в лагере, получила статус «враг народа». Когда мы вернулись в СССР, жили в коммуналке.

Для меня матерью уже Паня стала. Когда я только вернулась на родину, девочки со двора прибежали на меня смотреть, как на слона в тапочках. Для них я была экспонатом — из Германии приехала. Они для меня испекли пирог из дефицитной тогда муки. И пришли, говорят: «Тома, мы тебя поздравляем с Днем Победы, пирог вот принесли, давай каждому по кусочку нарежем?». А я зарыдала и бросилась на этот пирог. Накрыла его собой и сказала, что никому не отдам. Там уже все заревели. Так я ни с кем и не поделилась, одна ела его по кусочку целую неделю, — прослезилась старушка.

Из-за долгих лет в концлагере девочка плохо говорила на русском. Лучше знала немецкий. Из-за этого в школе сталкивалась с непониманием, говорит, что «было тяжело и обидно».

— Я хоть и знала, что война закончилась, но мне с трудом в это верилось. Я боялась даже шума самолетов. Мы с мамой как-то шли в магазин, а там самолет летел, — рассказала Тамара Липовская. — Я так испугалась, упала на пол и лицом в грязищу бухнулась. Лежу, жду, когда бомбить будут. А мама плачет, говорит мне: «Тома, вставай, не будут бомбить, война-то кончилась». А мне не верится, понимаете?