Журналист Анна Поваго из Ярославля, теперь работающая в издании «Коммерсантъ» в столице, заболела коронавирусом, о чём получила подтверждение 9 мая. Девушка с марта несколько раз болела простудой. Она рассказала свою историю возможного заражения, описала все важные моменты: общение с врачом, побочные эффекты назначенных лекарств. Прочитайте её историю.
Рассказ «ковидиота». 9 мая, пока над Москвой летали истребители, а потом гремел салют с онлайн-трансляцией, в городе зарегистрировали 5551 нового носителя коронавирусной инфекции. Думаю, что вот эта единичка, портящая красивую цифру, это я. А еще таких, как я, принято называть «ковидиотами». Нет, я не ходила на шашлыки, не каталась в гости к друзьям в обход правил самоизоляции. Просто поздно спохватилась. Мне поставили легкую форму и отправили лечиться на дому. Но давайте обо всем по порядку.
Поздний вечер, пустынные улицы. По главной лестнице поликлиники спускаются мужчина и женщина в масках и перчатках, видят меня, быстро отходят к автомобилю, садятся и уезжают. Полная тишина. На входе нет охраны, нет посетителей. Напротив стоит медбрат, полностью упакованный в защитный костюм. Один. За его спиной часы — 21:53. Диалог происходит быстро.
— Имя, фамилия, время записи на компьютерную томографию, указание на бахилы, перчатки и санитайзер.
Маска у меня своя. Мы поднимаемся на второй этаж. Тишина давит. Хочется на улицу — дышать и не думать о каком-то там вирусе, от которого умирают люди моего возраста. Но это глупо. В глубоких креслах, расставленных друг от друга на положенном расстоянии, застыли люди. Они смотрят в стену или в пространство перед собой. Иногда кто-то начинает громко кашлять. Очередь движется медленно. В кабинет КТ я попадаю минут через 40. Мы с медсестрой почти не слышим и не понимаем друг друга — я нервничаю, она явно устала и измотана. Мне хочется напоить ее чаем или хотя бы отправить отсюда домой. Но поликлиника теперь работает до двух часов ночи, иначе не справиться с количеством пациентов. Еще две медсестры о чем-то громко спорят. Все устали. Очень. И всем сложно дышать через маски и респираторы, сложно постоянно носить защитные костюмы, от перчаток преет и чешется кожа. Еще через полчаса я попадаю на прием к врачу. Я вижу только ее глаза, даже не знаю, как ее зовут. Перед ней лежит результат КТ.
— Ну, Анна Игоревна, и как вы к нам попали?
— Вам с начала?
— С самого.
Первый раз я слегла в начале марта. Тогда COVID-19 казался китайско-итальянской заразой, поражавшей лишь тех, кто по бестолковости своей или в силу неких обстоятельств оказался в местах, где уже разгорелась эпидемия, и по-настоящему бьющей только тех, кому за шестьдесят. В России заражения были единичными, а среди признаков коронавируса особо выделяли сухой кашель и температуру выше 38,5–39 градусов. Моя выше отметки в 37,6 не поднималась. Правда, кашель был жуткий, но с мокротой.
«Я была уверена, что подхватила ОРВИ от маленького сынишки подруги, у которой накануне я была в гостях»
Обошлась своими силами — обильное питье, капли в нос, отхаркивающее, и через три дня температура исчезла. Но кашель остался и был настолько сильный, что ныли мышцы живота, до предела напрягались связки, тело сводило судорогой, а содержимое желудка иногда вырывалось наружу. Но я не обращалась к врачу. Мне было страшно — страшно, что отправят в больницу, где я подхвачу что-нибудь еще, что скорая снова посмотрит на меня, как на ничтожество, потому что у меня нет московской прописки, что я отвлеку медиков от действительно серьезных случаев, что сама отвлекусь от важных дел, которых накопилось очень и очень много.
Если среди вас есть те, кто привык или кого приучили переносить «простуду» на ногах и в рабочем режиме, пока температура не дала свечку за 39, они меня поймут. На самом деле это отвратительная прошивка в головах. Во многих компаниях сотрудники учатся болеть без отрыва от производства. Они бегают по офисам с порошками и аэрозолями, каплями в нос и таблетками от кашля и продолжают работать, работать, работать. А потом на планерках и летучках их ставят в пример остальным, превозносят их достоинства, их чувство ответственности, преданности делу, готовности фактически к подвигу — сгореть на работе в прямом смысле этого слова. Когда одна из моих коллег ушла на больничный в третий раз за полгода, другая долго возмущалась:
— Что это такое? Она с ума сошла? Температура у нее! 37 всего! Мы все на ногах тут болеем! Тоже мне, неженка!
Другой коллега ушел на больничный, когда ситуация уже стала критической, и больше не вернулся.
Корпоративная культура. Застревает надолго, вытравливается годами и с огромным трудом. К началу апреля я благополучно забыла о странной простуде. К середине мы все знали, что коронавирусу лихорадка не обязательна, он прекрасно чувствует себя и при той самой «рабочей» температуре. Мы сидели на удаленке месяц, когда она вернулась. Снова на три дня. Снова не выше 37,6. Но кашля уже не было, нос не закладывало, дел не убавилось, так что старый алгоритм сработал безукоризненно — отлежаться, и опять в бой. Подумаешь, простыла у окна. В конце концов на дворе 16 апреля, нестабильная погода, а в квартире по-настоящему холодно. Вечером 26 апреля накатила третья волна, и она уже не отпускала. По рукам и ногам пошла зудящая сыпь, заныли суставы, натянулись нервы. К 4 мая было ощущение, что кто-то вытягивает из тела все жилы. Но я даже не мерила температуру, не замечала, есть она или нет. За окном гремели грозы, и казалось, что мне, как метеочувствительной с детства, достается именно от них. А еще я в магазин сходила, промочила ноги. С кем не бывает? Сейчас пару дней отлежусь, и снова все будет в порядке… Но нет.
«Температуру 7 мая я решила померить просто так, от нечего делать и для очистки совести»
В ее существование не верилось. Даже при суставных болях она не ощущалась. Градусник выдал 38,5 и менять свое мнение отказался. Только тогда я вызвала врача, а вечером 9 мая оказалась в больнице на обследовании.
Врач внимательно слушала, кивая головой. А потом протянула мне заключение.
— Пневмония.
В легкой форме, слава богу, так что лечиться будем дома. Поражение легких менее 25%. И да, это COVID.
— Подождите. Но у меня не было кашля с марта, меня ничто не беспокоило, я ничего не чувствовала…
— Все правильно, — врач смотрела на меня грустно и устало. — Вы и не должны были чувствовать. У него такая клиническая картина. Вам кажется, что все в порядке или у вас легкая простуда, а пневмония развивается. И это точно COVID. Это, если хотите, его почерк. Так что мазок, который у вас возьмут, — формальность.
Если честно, я пыталась спорить, пыталась выяснить, не связано ли все это с моим курением, нет ли тут какой-то ошибки. Врач только качала головой и улыбалась, я видела, как уголки глаз поднимаются вверх.
— Я вас понимаю, но нет.
У меня колотилось сердце. Давление подскочило до отметки 170/90.
В коридоре кто-то страшно кашлял. Из кабинета КТ вышла медсестра и объявила всем, кто еще не прошел процедуру, что им придется ждать своей очереди минимум до полуночи.
— Скорая привезла пациента, тяжелый случай.
В коридоре не было слышно ни звука, спорить не стал никто. Остальное было формальностью — регистрация в базе данных, фотография, подпись под постановлением о двухнедельном строгом карантине, инструкции для тех, кто контактировал со мной менее 14 дней назад. Лекарство я получила прямо в кабинете. Второе накануне мне успел выписать вызванный на дом врач.
— Если приедет еще раз, передайте от нас пламенный привет, — строго сказала доктор. — Они выписывают антибиотик всем, на всякий случай, пока анализов еще нет. И люди их пропивают. А потом, если все-таки заражаются, они уже не действуют на них, как надо. Если они не остановятся, нам скоро нечем будет пациентов лечить.
Поэтому названий я писать не буду, пусть эти препараты и выдаются только по рецепту. Рецепт на коленке можно выписать, но стоит ли? Тот препарат, что выдали мне в клинике, просто так тоже не достанешь. Обычно он применяется для лечения малярии и входит в список жизненно важных медикаментов. Этот требует приема по часам и только во время еды. А еще его запретили запивать водой — только молоком. Вы не хотите с ним знакомиться. Уверяю вас. Я уже не узнаю, что со мной было в марте и в апреле. Ответа на этот вопрос теперь нет ни у кого. Я не знаю, сколько времени вирус сидит во мне, ставить ли все эти вспышки в единую линию или рассматривать как принципиально разные явления. Не знаю. И это заставляет меня испытывать сильнейшее чувство вины за то, что схема «рабочей температуры» сработала, что я предпочла пойти по проторенному пути — быстро подлечиться подручными средствами, плюнуть на все, самой себе не признаться, что могу быть больна серьезно и опасно как для себя, так и для окружающих.
10 мая был первый день моего строгого карантина, и я не знаю, когда он кончится. Позвонивший в середине дня врач велела распрощаться с надеждами на скорое выздоровление.
— Поймите, это надолго. Повторный анализ будет только на пятнадцатый день, а повторное КТ только через полтора месяца. Не рассчитывайте, что вы скоро выйдете из дома, продлевайте больничный по мере необходимости.
Я думала, что сижу в изоляции почти два месяца. На самом деле изоляция только началась. До сих пор среди нас хватает тех, кто где-то глубоко внутри себя уверен, что эпидемия — это чья-то чужая реальность, а в своей, привычной, могут существовать только простые болячки вроде сезонной простуды, недостойные внимания вообще. Коронавирус — страшилка из Сети и «зомбоящика», а «на участках у наших знакомых врачей только четверых зараженных нашли за все время», а то и «среди наших друзей никто не заразился». Двоюродный брат моей близкой подруги уже месяц лежит на ИВЛ, не приходя в сознание. Ему всего 40 лет. Тетушка еще одного близкого человека скончалась от пневмонии в середине апреля. Моя сестра три недели не может добиться от врачей славного города Коломны теста на коронавирус, задыхаясь от кашля при постоянной температуре от 37 до 38. В моем родном городе люди ждут результатов теста по две-три недели.
На днях в первом часу ночи я все еще сидела в кабинете врача, расписывая алгоритм дальнейших действий, когда вызывать доктора на дом снова, как продлевать больничный, когда можно будет надеяться на освобождение.
— Повторное КТ лучше сделайте месяца через три-четыре, а не через полтора, — тихо говорит врач. — Так надежнее. Почему? Мы не знаем, что будет с легкими потом, восстановятся ли они и с какой скоростью будет идти процесс. У кого-то через полтора-два месяца видна положительная динамика, у кого-то нет. Информации слишком мало.
Коронавирус даже в легкой форме — это по-настоящему, всерьез и надолго. Сейчас я нормально себя чувствую, не считая крайне неприятной реакции на лекарства. Надеюсь, выкарабкаюсь быстро. Но не будьте как я, будьте умнее и осторожнее. Пожалуйста, берегите себя.
Согласны с автором?