«Заклеили дверь скотчем»: журналист из Ярославля рассказала, как лечат детей в инфекционной больнице

Ярославский журналист Людмила Шабуева несколько дней провела в инфекционной больнице — сынишка подхватил корь. Не менее опасное заболевание, чем коронавирус, который наводит панику по всему миру. И очень «летучее» — быстро распространяется. Готова ли к вспышкам инфекционных заболеваний система здравоохранения? И как всё устроено в больнице, где изолируют больных с корью? Взгляд Людмилы Шабуевой на ситуацию — в её авторской колонке:

— Недавно я шесть дней провела с моим сыном в инфекционной больнице. У Тимофея была корь. Возможно, кому-то из вас будет интересно узнать о том, каково это — провести почти неделю в опечатанной палате и как лечат в инфекционной больнице. Особенно в свете последних пугающих новостей про коронавирус.

13 февраля наша семья вернулась из Австралии. Перелет был долгим. Кроме меня и мужа Данилы, никто с ребенком не контактировал, и в чужие игрушки он не играл. Все время был у нас на руках. Корью можно заразиться очень легко. Просто кто-то мимо нас прошел на расстоянии вытянутой руки. Где это произошло? Я не знаю.

Мы с мужем не заразились, потому что нам в детстве делали прививки, но все равно нам очень повезло. Обычно прививки от кори работают около 20 лет, а потом их нужно повторять, поскольку их действие ослабевает. Тимофею мы не успели сделать прививку, потому что ее делают в год, а ему на момент заражения было 10 месяцев.
Сначала сын болел, словно обычным ОРВИ — сопли, кашель, высокая температура и красное горло. Через две недели мы поняли, что что-то неладно. Слишком долго он болел, а температура была стабильно высокой. Слава Богу, что мы никуда не выходили из дома и не ездили в детскую больницу, а то бы в Ярославле могла случиться эпидемия. Врач приходила к нам на дом. К концу второй недели она прописала антибиотики. Началась сильная рвота. В один прекрасный день увидели сына на детском стульчике с отсутствующим взглядом и в красных пятнах. Я сразу вызвала скорую. В инфекционной больнице врач на приеме предположила, что это герпес шестого типа. На что я ей сказала, что это больше похоже на корь. В детстве я любила рассматривать медицинские справочники, и мальчик с высунутым языком и сыпью вызвал у меня ужас и поэтому запомнился.

— Корь? Да, вы меня заинтриговали, — ответила врач на приеме, — анализ на корь мы у вас тоже обязательно возьмём.

Нас поместили в палату на первом этаже с отдельным входом. И тут произошло то, что я запомню на всю жизнь. Нас закрыли на ключ со стороны улицы и ушли, взяв анализы, а со стороны помещения дверь с другой стороны опечатали скотчем. Звук этого отрывающегося скотча до сих пор стоит в ушах. В моей палате стояла маленькая белая детская кроватка из железа и три взрослые кровати, стол, два стула. С одной стороны — закрытое окно на улицу, с другой — стекло, через которое виден коридор отделения. И моя единственная возможность для контактов с внешним миром — это малюсенькое окно с двумя полочками и стеклянной дверкой в другой стене, куда мне ставили еду и таблетки. Чтобы попросить о помощи, мне надо было стучать в большое стекло, где по коридору иногда проходили люди.

Мне повезло: напротив палаты была сестринская и время от времени там появлялись медсестры, чтобы поесть и посмотреть телевизор. Обычно медсестра, услышав мой стук, подходила к маленькому окошечку, отпирала дверку и спрашивала: «Что случилось?»

Весь медперсонал относился к нам прекрасно и во всем помогал. Нам сочувствовали и поддерживали. Вообще, все, кто работает в инфекционке, это какие-то сверхлюди — от бабушек-санитарок до заведующей отделения. Если вдруг меня читает департамент здравоохранения, то выдайте им премии, пожалуйста.

В палате у нас были, само собой, свой туалет и даже ванная, но, правда, это помещение было проходным. В любой момент, когда я сидела на унитазе, могла открыться дверь с улицы и зайти врач или куча студентов из медакадемии, чтобы посмотреть, как выглядит корь у Тимоши. Несколько раз приходилось с криком вставать с унитаза и просить подождать.

Нас лечили, и даже неплохими препаратами. Хотя корь не лечится. Нам давали бифиформ для желудка, свечи виферон, капли в нос и даже выдали огромный советский аппарат размером со стол — ингалятор. Он шумел на всю палату, но работал. А мне было страшно, одиноко и грустно.

Как только диагноз у нас подтвердился, мне позвонила сотрудница Роспотребнадзора и попросила назвать всех, с кем контактировал Тимка. Слава Богу, у всех были прививки. Мне, мужу и маме их повторили. Потом Роспотребнадзор обошел весь наш дом и парочку соседних домов с предложением привиться от кори. Но не радуйтесь раньше времени, что у нас все так хорошо. Я не знаю, где для нас нашли прививки. Наверное, из резервного фонда. В моем подъезде живёт несколько младенцев. Корь очень летучая, и надо было им сделать иммуноглобулин — и его в Ярославле не оказалось. Нашли только в Питере в одном месте. По сути, область оказалась не готова к тому, что мы завезли корь.

Кормили нас так себе. Смотрите фото. Тимоше давали еду, которая выглядела ужасно, но хотя бы на вкус была сносной. А взрослых кормят каким-то просто месивом. К тому же повторяющимся. Не знаю, как кормят в тюрьмах, и не хочу знать, но мое окошко с дверкой и металлические миски чем-то напоминали места не столь отдаленные. А ещё у нас был с чайник с надписью «Кипяток», который, наверное, помнит Кубинский кризис в разгар холодной войны.

Ну, и подхожу к самому главному — про коронавирус. Когда я спросила своего лечащего врача, есть ли у нас кто-то в больнице с коронавирусом, она переглянулась со своим интерном, улыбнулась и сказала: «Нет». На вопрос, как вы относитесь в целом к проблеме, она ответила, что не паникует, потому что болезнь чаще всего проходит с последствиями у людей пожилого возраста с хроническими заболеваниями. Зато инфекционист пожилого возраста, которая брала кровь из вены у Тимоши, призналась, что сдала свои путевки и не поедет отдыхать. Поэтому в больнице отношение к пандемии примерно такое же, как в обществе. Кто-то переживает, а кто-то нет. В любом случае, я вам желаю не попадать в мою изолированную палату.