Николай Мухин, художник, член «Народного штаба В. Путина»: «Если ты за что-то взялся, то должен быть подготовлен на 200 процентов»

Известный ярославский художник Николай Мухин заставляет взглянуть на методы иконописи с другой стороны. Он очень строго и честно подходит к оценке своего творчества. «Как и большинство современных думающих, ищущих художников, Николай Мухин противоречив, неоднозначен, неровен. В его искусстве борются свет и тьма, дух и плоть – как мучительно борются они в реальности», – так написала о Николае Мухине академик РАХ, доктор искусствоведения Мария Чегодаева. А что думает о современном искусстве, «православной живописи» и профессионализме сам художник, Николай Мухин рассказал порталу 76.ru.

– Какие направления в искусстве на сегодняшний день в России наиболее популярны? И вообще, интерес к искусству сегодня растет?

Николай Александрович Мухин, народный художник РФ, родился в 1955 году в Костроме. Основал школу «Ярославская икона», участвовал в росписи храма Христа Спасителя. Работал в России и за ее пределами (Сербия, Хорватия, США, Мальта, Япония, Грузия, Азербайджан). Награжден орденами РПЦ Сергия Радонежского III степени (1999), Андрея Рублева (2005), орденом Сербской православной церкви Св. Кантакузины Екатерины I степени, медалями, в том числе Золотой медалью РАХ (2000), Почетным знаком Св. Луки (1994), дипломом Академии художеств СССР (1992), Почетными грамотами, удостоен других знаков отличия. Член Народного штаба в поддержку В. В. Путина.

– Интерес к искусству всегда находится в пределах одного и того же процента среди интересов ко всему остальному. Не скажу, что сейчас искусством меньше или больше интересуются люди. Просто сегодня оно само как форма, как подача настолько разнообразно, что трудно отследить проценты и социологию. Кто чем интересуется. Вот есть люди которые любят реалистическое искусство. Их как было определенное количество, так и осталось. Есть люди с пытливым умом, которые отслеживают новые веяния. Их число также не изменилось. Существуют коллекционеры, которые отслеживают тенденции, но коллекционируют каждый свое. Один собирает работы Саврасова, Шишкина. А другой – Кандинского и Малевича. И поэтому сказать так, что сейчас искусство на подъеме или в упадке, нельзя. Оно всегда в каком-то определенном балансе с обществом. Пример – есть художники, врачи, военные и так далее. Как только военных становится больше, начинаются войны. Художников не бывает больше или меньше. Их всегда какое-то количество. Художник – условное понятие, куда входят и живописцы, и скульпторы, и поэты, и литераторы... Эта социальная группа всегда занимает определенную ячейку общества и иногда выдает какие-то произведения искусства, от которых общество сходит с ума, негодует, радуется или вообще никак не реагирует. Но это сообщество людей, без которых общество жить не может.

– Жизнь меняется, государство тоже. Отражается ли это на художнике?

– Художник – это не общее понятие, а определенная позиция. Все зависит от человека. Один скромный, тихий, ничем кроме своей мастерской не интересующийся. А другой путешествует, двигается по всему земному шару, ищет новые впечатления, превращает их в инсталляции, пейзажи, картины. Художник всегда сам решает, какое место в структуре государства ему занять. Либо он активный, со своей гражданской позицией, либо нет. Я, например, член президентского совета по культуре, вступил в Народный штаб поддержки Путина. Мне вообще не очень нравятся общие понятия – «народ», «художник». На каждого человека общество влияет по-разному, а человек на общество влияет тоже по-разному. Профессия «художник» – это штучный товар. Люди сами выбирают, что им близко и интересно. У каждого человека есть свое представление о красоте, образование, знание жизни, интеллект, знание истории искусств, и от этого возникают какие-то «вкусовые ощущения». Есть такая фраза «искусство принадлежит народу». Что такое народ? Это же не безликая масса. Представлений об искусстве так много. Кому-то «Черный квадрат» Малевича нравится. А другие считают, что древнерусская икона – высочайшее искусство, и выше ничего быть не может. Это настолько субъективно. Должно быть четкое разделение на аудиторию. На экскурсии в музее первоклассникам рассказывают одно, а десятиклассникам о тех же работах говорят совершенно другими словами.

– Много лет вы не проводили в Ярославле персональных выставок. Что сподвигло вас изменить это обстоятельство?

– Действительно, с 1991 по 2011 год я не делал персональных выставок в Ярославском художественном музее. В 1995 году у меня была персональная выставка в Ярославском отделении Союза художников. Но она была отчетная и короткая. Выяснилось что я 20 лет не выставлялся в Ярославле. Но в других городах выставки были. В 2010 году у меня прошла персональная выставка в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре. Было показано порядка 400 работ. Серьезный был проект, он готовился три года. На фоне этой выставки директор Ярославского художественного музея Алла Валерьевна Хатюхина предложила мне выставиться здесь. Я с удовольствием согласился. Готовился год. Хотелось сделать интересный масштабный проект. «Социальная зависимость» стала именно таким проектом. Под это название была сделана большая экспозиция, продвижение живописи в город, билборды. Я хотел показать своим землякам, что есть такая профессия – художник, и она целиком и полностью зависит от общества, а общество от нее. Смотрите сами – одежда создается дизайнером, дома создавали архитекторы, книги оформляли художники... Эта выставка была для меня важна, и я рад, что она имела хорошую посещаемость. Искусство – это позиция художника. Важно, чтобы люди не зевали от скуки, а чтобы у них была реакция – позитивная или негативная. Главная задача – заставить людей волноваться, реагировать.

– Вы признанный иконописец. Как возник интерес к этому направлению?

– На этот вопрос мгновенно ответить нельзя. Меня однажды спросили: «Когда ты начал рисовать?». Я не смог сразу вспомнить. Потом вспомнил – мне было четыре-пять лет, и на все праздники я получал в подарок краски, альбомы и кисточки. Так и выяснилось, что я начал рисовать очень рано и рисовал больше, чем мои сверстники. Еще из детства помню, как мы ходили с мамой в церковь, я крещеный человек. А потом я стал художником, писал этюды, портреты, пейзажи. Однажды меня пригласили в выставочный комитет. Отбирали картины на всесоюзную молодежную выставку. Я задумался о том, что, глядя на картины мастеров из разных регионов страны, невозможно определить их «адрес». Не было самобытности, особенностей, которые воплощали бы традиции живописи именно этого края или области. Прославленная школа ярославской иконописи на тот момент не изучалась. С начала 80-х годов я начал этим интересоваться, изучать настенную живопись, иконопись, чтобы попробовать вернуть эту утраченную традицию. Все лежало на поверхности – новая иконография. Это было новое изображение на старой поверхности. С годами я овладел навыками, которые позволили мне написать икону. В тот момент выяснилось, что в советском обществе нет иконописцев, и мне предложили сделать росписи в Свято-Введенском Толгском монастыре. Иконописные работы были признаны, я стал получать заказы на роспись храмов. В конечном итоге я с чемоданом объехал половину земного шара. Иконопись и храмовая роспись стали моей визитной карточкой. Человек строит свою жизнь, руководствуясь тем, что ему дорого и интересно.

– А потом создали школу «Ярославская икона».

– В 1992 году появилась эта школа. В мае 1993 года ее освятил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Я стал подбирать специалистов, чтобы научить их писать иконы. Когда я вижу работы учеников, я рад, потому что они профессионально занимаются своим делом. В 1996 году «Ярославская икона» как организация, имеющая опыт росписи православных церквей, получила предложение принять участие в общенациональном конкурсе на роспись Христа Спасителя в Москве. Конкурс удалось выиграть, победить 36 авторских коллективов. Это было счастье. Победа была ценна еще и тем, что можно было самостоятельно выбрать сюжет. Заалтарная композиция называется «Рождество Христово».

– Вы работали в разных уголках мира. Где вам было комфортнее всего?

– Безусловно, запомнились последние командировки в Сербию и Хорватию, где я провел шесть лет. Эти годы не прошли бесследно – сделано два храма и две часовни. Появились замечательные ученики, друзья, я выучил язык. Работал практически ежедневно с 10 утра до 22 вечера. Именно там я научился концентрироваться, иначе мобилизовать себя. Открыл для себя много нового, прекрасного. Прежде всего, это совершенно другая степень ответственности за дело рук своих. Работа всегда идет на максимуме возможностей, иконописец никогда не перестает учиться, расти, совершенствовать свое мастерство. Картину можно отбросить, если появился новый замысел, закончить ее потом. В храме ты не имеешь на это права. Там стоят леса 30 метров высотой. И ты каждый день знаешь, что когда-то их уберут, а то, что ты написал останется. И поправить будет нельзя. Это значит, что ты должен быть безошибочным.

– Пожалуй, такое отношение к жизни – без права на ошибку – многое могло бы изменить в обществе.

– Да, человек должен быть ответственным за то, что он делает. Я считаю, что все печали от дилетантов. Профессионализм – вот главная задача. Если ты за что-то взялся, то должен быть подготовлен на 200 процентов. Сейчас, к сожалению, профессия художника-иконописца настолько востребована, что многие думают, что вчера купив кисточку, завтра они смогут начать писать иконы. Когда художник работает над росписью храма, он понимает: если не сделает сам, никто не сделает. Он должен сделать все полностью – увидеть; нарисовать; развить; увидеть, что не так; как будет лучше по цвету; как – правильно анатомически. Нужно постоянно работать, постоянно писать, постоянно учиться и трудиться. Нужно принять некий образ жизни, и приняв его, нужно еще выжить и жить именно так, как живет художник. Дочь подсчитала, что я написал 8000 квадратных метров. Я перепроверил. Действительно. И тогда подумал – сколько же я времени провел на лесах... Очень, очень много. Я говорю своим ученикам, что главное – терпение. Когда мы работаем, это невероятно тяжело, сложно морально и физически. Но главное – конечный результат. Момент, когда ученики заходят в храм, когда сняты леса. Надо видеть их лица, их глаза. Когда они видят, что они были сопричастны к этому делу... Женщины плачут, мужчины отворачиваются. Это очень сложная профессия. Но я знаю, что когда снимут леса, они будут счастливы. И так происходит всегда.